И спрашивается, какому трудящемуся могло бы прийти в голову осудить Сам Самыча или Штирлица за то, что они оба так успешно окопались в логове непримиримых врагов?!.
Самолюбие Морозенка тешил тот факт, что он первым из товарищей по идеологии взял на вооружение любимый народом образ. Правда, Володя Ленин тоже носил английские костюмы и даже на злосчастный завод Михельсона приехал не на задрипанном «Форде», а на самом настоящем «Роллс—Ройсе» с серебряной решеткой радиатора, но заподозрить вождя в том, что он смотрел «Семнадцать мгновений весны», было бы нелепо по определению...
Без трудностей, правда, не обошлось — материальное соответствие требовала соответствия стилистического. И задача была не из простых. Плебейская, но выработанная за много лет, а оттого милая сердцу привычка начинать день со стакана рассола была, выжжена каленым железом. Пошлое буржуазное излишество в виде душа каждое утро стало вынужденной нормой. Умение подбирать носки к туфлям давалось труднее, чем Высший курс марксизма-ленинизма...
Спорт был отдельной темой. О том, чтобы стать чемпионом по теннису не то что Киева, а даже микрорайона, не могло быть и речи. Пришлось стиснуть зубы и начать плавать в элитных бассейнах (слава Богу, при них почти всегда была сауна, где подавали настоящее «Баварское»). Затем пришла идея купить несколько комплектов дорогих шахмат и расставить их на всех квартирах и дачах, чтобы образ вдумчивого стратега сопровождал всегда и везде. (Какие фигуры как ходят, прочитал в специальной брошюре. Ее потом по всем правилам сжег, закрывшись в туалете, но заучить успел намертво, навеки!)
Наконец можно было расслабиться. Теперь не он работал на образ Штирлица, а сам разведчик приходил на выручку каждый день, словно служил не в IV-м управлении РСХА, а лично у него, народного депутата Морозенко. У него Сам Самыч научился говорить. С трибуны — обтекаемо и весомо, в кулуарах — с приглушенной таинственностью, за которой угадывалось знание многих секретов и готовность к компромиссу. У него научился элегантно перекручивать с пользой для себя все факты и сплетни, с железным спокойствием накапливать ненависть и помнить, что стравливать и подставлять союзников — не низость, а святое дело, все они — враги, для того он здесь и находится.
Лишь в одной мелочи Морозенко завидовал Штирлицу — тот не только мог, а даже обязан был по роду своей деятельности проявлять агрессивный антисемитизм. А Сам Самыч, хоть и не любил жидов до крайности, говорить об этом вслух опасался. В родном Рейхстаге они не просто имелись, а очень даже вольготно себя чувствовали. Попадались среди них и лихие хлопцы, такие очень даже легко могут в глаз засветить! А драться Сам Самыч Морозенко не умел и боялся по одной вполне объяснимой причине — киношный Штирлиц не мог подсказать ему, как это делается. Он ведь и сам ни разу не дрался — только с недовольным лицом стрелял в безоружных провокаторов и, зайдя со спины, бил бутылками по голове товарищей по работе...
А вот не спешить с выводами и выстраивать логические цепочки легендарный штандартенфюрер его подучил, и теперь, после неожиданного (во всяком случае, на первый взгляд) звонка Полошенко, Сам Самыч, сидя за расставленными на доске в продуманном беспорядке шахматами, выстраивал линию предстоящего разговора, одновременно гадая, какая общая беда (другого объяснения попросту не существовало) заставила господина Секретаря просить о встрече. Именно просить... А ведь мог бы и «пригласить зайти», нынешняя должность позволяла. Если бы что-нибудь хоть отдаленно официальное, Луценюк бы давно предупредил, для того он и был внедрен в милицейское ведомство. Значит, Секретарю не до официоза. Что, и Петю-победителя клюнула в тухес победа Майдана? Ничего, так ему и надо, надо было больше бегать по морозу... Думал, небось, что премьером станет? Ну, мало ли, кто что думал... Теперь дергаться — только здоровью вредить. Лично он, Сам Самыч, не думает, а ЗНАЕТ, что станет спикером. Правда, не сейчас, чуть позже. Штандартенфюрер, дай ему Бог здоровья, научил не спешить, идти к заветной целя наверняка, выверяя каждый шаг и используя агентуру. И тогда победа гарантирована. Тем более, что и спешить-то особенно не приходится, все-таки на дворе не апрель 45-го...
Все равно хорошо бы знать, с чем он едет — снова подумал Морозенко и начал делать то, что очень любил, — теребя в ладони белого ферзя, строить самые разные предположения и продумывать линию поведения для каждого возможного варианта беседы... Хайль Штирлиц!
Президент
Он чувствовал, что время сомнений заканчивается. Скоро нужно будет принимать решение, и это решение будет самым важный из всех, которые он принимал в своей не такой уж короткой жизни...