Марк Рудинштейн
Убить звезду
Он позвонил в девять утра, когда я ждал лифта, чтобы спуститься на завтрак. «Номер засекречен» — было написано на дисплее. «Как же любят артисты шифроваться!» — подумал я и поднес трубку к уху.
— Марк Григорьевич? У меня к вам конфиденциальный разговор, — незнакомец даже и не подумал представиться.
— В таком случае перезвоните позже, я сейчас войду в лифт. И вообще, вы кто?
— Важно не «кто», — тон резко изменился, — а «от кого». Так что советую найти тихое местечко. Я подожду.
Для меня придерживали лифт, но я махнул рукой — езжайте! — и отошел к окну.
— Ну и от кого вы?
— Батя узнал, что у тебя фестиваль отбирают. Это правда?
Я похолодел.
— Нет. Информация неверная. С «Кинотавром» все в порядке.
— Не свисти. Все уже в курсе, что тебя «сливают». Батя хочет получить свои бабки обратно, а то разбирайся потом с новым владельцем!
— Бред какой-то… Где я сейчас возьму деньги? Они же вложены в проведение «Кинотавра»!
— Бред не бред, а если не вернешь триста тысяч «зелени», кое-кого из гостей недосчитаешься. И давай без ментов. Батя ведь вошел в твое положение, дал денег на фестиваль. Он может обидеться…
Знакомый голос. Или просто знакомая интонация? Вообще-то все бандиты разговаривают похоже: нагло, с ленцой, им кажется — так внушительнее. Уж кого-кого, а эту публику я хорошо знаю. Приходилось сталкиваться.
— Пугать меня не надо, пуганый, — сказал я в трубку. — Так дела не делаются. Если у Бати есть ко мне претензии, пусть сам позвонит. Вам никаких денег я отдавать не собираюсь.
— Так, значит? — он явно обозлился. — Ладно, у тебя тут много заслуженных и народных, даже иностранцы попадаются, так что жди сюрпризов!
Фоном я расслышал женский голос, неразборчиво объявляющий какой-то рейс. Похоже, тот, кто звонит, находится в аэропорту.
— Слушайте, это просто смешно. Ну не могу я сейчас деньги отдать. На что мне тогда фестиваль проводить? Так и передайте Бате.
— Твои проблемы. И никому ничего передавать я не собираюсь. Мне поручено забрать у тебя бабло, и я его заберу. Адьес, амиго!
Странный звонок. Очень странный. Слухи о том, что у «Кинотавра» проблемы, ходят давно. Однако Батя, в миру Алексей Сергеевич Вартанян, президент маленького, но крепкого банка, не из тех, кто, словно крыса, бежит с тонущего корабля.
Он меня знает не первый год. В числе других спонсоров не раз давал денег на фестиваль. Да и не стал бы он натравливать на меня своих шестерок…
Я потыкал в мобильник, набирая номер Вартаняна, и через несколько секунд услышал: «Абонент временно недоступен».
Лифт останавливался на каждом этаже, собирая голодных гостей фестиваля. Улыбаться, говорить «Доброе утро», и чтоб ни одна живая душа не догадалась, что у меня ЧП.
Восьмой этаж, седьмой, шестой… Выйти из лифта и спокойно идти в офис. Ни в коем случае не бежать. Вести себя как обычно, потому что идут последние приготовления к открытию фестиваля.
В аэропорту уже приземлился чартер, и вот-вот прибудут автобусы с гостями и участниками «Кинотавра». Ко мне подходят какие-то люди из штаба, я говорю «Потом» и продолжаю движение, чувствуя, как неровными толчками бьется сердце. Но вдруг взгляд цепляется за объявления с написанными от руки буквами: А — Ж, З — О, П — Х, Ц — Я. Стойка регистрации. Первое впечатление от фестиваля.
— Это что за совок? — едва сдерживаясь, чтобы не заорать, спрашиваю, тыча пальцем в картонки. — Неужели на компьютере не могли набрать?
Девица за столиком хлопает глазами.
— Марк Григорьевич, я не виновата, компьютерщик заболел, вот мне и пришлось…
Я неожиданно для себя самого начинаю хохотать, и сотрудница удивленно смолкает. Где ей знать, что много лет назад, в день моего освобождения из тюрьмы, вот так же некстати заболела секретарша Верховного суда. А поскольку никто, кроме нее, напечатать нужные документы не мог, я просидел в камере еще восемнадцать дней. Ждал, пока выздоровеет.
— Переделать, — приказываю я, отсмеявшись. Девушка, недовольно поджав губы, собирает картонки.
— Вера, немедленно соедини меня с банком «Просвещение», — прошу, входя в офис. Но она меня не слушает — сует в руки бумажку.
— Вот телеграмма пришла, Марк Григорьевич. От министра культуры.
«Приехать не смогу. Швыдкой».
Наверно, я бледнею, потому что секретарша испуганно спрашивает:
— Вам нехорошо? Может, водички?
Мишин отказ может означать только одно: господдержки фестивалю больше не видать и это конец. Денег, нужных для проведения «Кинотавра», мне самому не собрать. Вот, значит, почему звонили Батины головорезы. Но как он узнал?