– Солдаты заверили меня, что он будет похоронен по всем правилам. Мне велено было переехать и поселиться здесь. Я буду получать небольшую пенсию до конца дней, при условии, что буду молчать.
– А что вам рассказали об обстоятельствах его смерти?
– Несчастный случай.
– Я узнаю правду.
– Какая разница?
– Давайте я перевезу вас в безопасное место.
– Я останусь здесь и буду ждать смерти. Уходите, умоляю вас.
Старший лекарь египетского двора Небамон мог гордиться собой. Переступив порог шестидесятилетнего возраста, он все еще оставался очень видным мужчиной; список его сердечных побед будет расти еще долго. Имея кучу титулов и почетных наград, он проводил больше времени на приемах и пирах, чем в своем кабинете, где за него трудились молодые честолюбивые врачи. Устав от чужих страданий, Небамон избрал себе сферу деятельности приятную и доходную – эстетическую хирургию. Прекрасные дамы желали устранить кое-какие недостатки, чтобы подольше сохранить свое очарование и заставить соперниц зеленеть от зависти. Только Небамон мог даровать им вторую молодость и оградить их прелести от воздействия времени.
Старший лекарь думал о великолепной каменной двери, которая в знак особой милости фараона украсит вход в его усыпальницу. Монарх собственноручно очертил темно-синей краской контур будущего проема, к великой досаде придворных, мечтавших о такой привилегии. Купаясь в лести, богатстве и славе, Небамон лечил чужеземных принцев, готовых платить весьма солидные вознаграждения. Перед тем как взять нового пациента, он долго наводил справки и соглашался на консультацию, только если речь шла о доброкачественной, легко излечимой болезни. Неудача могла бы бросить тень на его репутацию.
Личный секретарь доложил ему о приходе Нефрет.
– Пусть войдет.
Молодая женщина раздражала Небамона, так как отказалась работать под его началом. Он обиделся и собирался отомстить. Если она получит право лечить людей, он постарается лишить ее каких бы то ни было административных полномочий и отослать подальше от двора. Некоторые утверждали, что у нее врожденный дар целительства и что ее способности к биолокации позволяют ей ставить диагноз быстро и точно; поэтому он решил дать ей последний шанс, прежде чем обрушить на нее свой гнев и обречь на жалкое существование. Или она подчинится ему, или он ее уничтожит.
– Вы посылали за мной.
– У меня к вам одно предложение.
– Послезавтра я уезжаю в Саис.
– Я знаю, это ненадолго.
Нефрет действительно была очень красива; Небамон мечтал о такой молодой очаровательной любовнице, которую можно было бы показать в самом избранном обществе. Но природное благородство и чистый свет, исходивший от нее, мешали ему произнести пару ничтожных комплиментов, обычно имевших такой успех; соблазнить ее будет делом трудным, но чрезвычайно заманчивым.
– У меня тут интересный случай, – продолжал он. – Добропорядочная женщина из большой, неплохо обеспеченной семьи, хорошая репутация.
– Что с ней случилось?
– Радостное событие: она выходит замуж.
– Это что, болезнь?
– Ее муж выдвинул требование: подправить те части тела, которые ему не нравятся. Некоторые линии будет легко изменить; мы снимем немного жира там, где это угодно супругу. Сузить бедра, убрать припухлость щек, перекрасить волосы – это же детские игрушки.
Небамон не стал уточнять, что уже получил за свое вмешательство десять кувшинов мазей и редких благовоний – целое состояние, исключавшее возможность неудачи.
– Ваше содействие, Нефрет, меня бы очень порадовало, у вас твердая рука. Кроме того, я составлю хвалебный отчет, он вам пригодится. Так вы согласны взглянуть на мою пациентку?
Он избрал самый обольстительный тон. Не дав Нефрет времени ответить, он ввел госпожу Силкет. Та в полном замешательстве прятала лицо.
– Я не хочу, чтобы на меня смотрели, – сказала она голосом перепуганной девочки, – я слишком безобразна!
Под широким платьем, тщательно скрадывавшим очертания тела госпожи Силкет, угадывались весьма пышные формы.
– Как вы питаетесь? – спросила Нефрет.
– Я… я не придаю этому значения.
– Вы любите сладкое?
– Очень.
– Вам бы пошло на пользу есть его поменьше. Могу я посмотреть на ваше лицо?
Мягкость Нефрет преодолела сопротивление Силкет, она убрала руки от лица.
– Вы выглядете очень молодо.
– Мне двадцать лет.
Кукольное личико было, конечно, полновато, но не внушало ни ужаса, ни отвращения.
– Почему вы не принимаете себя такой, какая вы есть?
– Мой муж прав, я ужасна! Я обязана ему нравиться.
– Не чрезмерна ли такая покорность?
– Он такой сильный… И потом, я обещала!
– Убедите его, что он ошибается.
Небамона охватил гнев.
– Не нам судить о побуждениях пациентов, – сухо вставил он. – Наше дело – удовлетворять их желания.
– Я отказываюсь заставлять напрасно страдать эту молодую особу.
– Выйдите отсюда!
– С удовольствием.
– Зря вы так себя ведете, Нефрет.
– По-моему, я верна идеалу целителя.
– Вы ничего не знаете и ничего не добьетесь! Ваша карьера окончена.
Секретарь Ярти кашлянул, Пазаир поднял голову.
– Что-то не так?
– Вызывают.
– Меня?
– Вас. Старший судья царского портика хочет немедленно вас видеть.
Вынужденный подчиниться, Пазаир отложил кисточку и палетку.
Перед царским дворцом, как перед любым храмом, был выстроен деревянный портик, где вершил правосудие судья. Там он выслушивал жалобы, отличал истину от беззаконной лжи, защищал слабых и спасал их от сильных.
Старший судья заседал перед царским дворцом; примыкающее к фасаду строение, в центре которого находился приемный зал, имело прямоугольную форму и опиралось на четыре столба. Когда визирь отправлялся к фараону, он обязательно заходил поговорить со старшим судьей царского портика.
Приемный зал был пуст. На позолоченном деревянном стуле восседал хмурый судья в переднике до колен. Твердость его характера и весомость речей были известны всем.
– Вы судья Пазаир?
Молодой человек поклонился с почтением: аудиенция у старшего судьи провинции была для него значимым событием. Внезапный вызов и встреча лицом к лицу не предвещали ничего хорошего.
– Начало карьеры ошеломляющее, – проговорил старший судья, – вы удовлетворены?
– Разве удовлетворение возможно? Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы человечество обрело мудрость и судейские конторы стали не нужны; но эта детская мечта рассеивается.
– О вас много говорят, хотя вы в Мемфисе совсем недавно. Вы осознаете значение своего долга?
– В нем вся моя жизнь.
– Вы работаете много и быстро.
– Однако, на мой взгляд, недостаточно; когда я лучше разберусь в трудностях моей задачи, я буду приносить больше пользы.
– Пользы… Что значит это слово?
– Одна справедливость для всех. Разве не в этом наш идеал и наш закон?
– А кто утверждает обратное?
Голос старшего судьи сделался хрипловатым. Он встал и принялся ходить взад и вперед.
– Я не одобряю ваших выводов относительно зубного лекаря Кадаша.
– Я подозреваю его.
– Где доказательства?
– В моем отчете уточняется, что я их не получил; поэтому я не предпринял против него никаких действий.
– Тогда к чему эта бесполезная агрессивность?
– Чтобы привлечь к нему ваше внимание; вы, наверное, располагаете более полной информацией, чем я.
Старший судья замер, вне себя от ярости.
– Берегитесь, судья Пазаир! Вы что же, намекаете, что я затормозил его дело?
– Даже в мыслях не было; если вы сочтете необходимым, я продолжу расследование.
– Забудьте о Кадаше. Почему вы преследуете Денеса?
– В его случае правонарушение очевидно.