За снайпером, скрывавшимся в точке на Ломоносовском проспекте с самой современной винтовкой, немедленно установилась погоня: попсовая гей-мафия, разгневанная грядущими убытками, отправила своих боевиков по горячим следам убийцы. Впрочем, боевики, до позднего вечера врываясь в проходившие троллейбусы и проверяя личный транспорт, так никого и не поймали.
Губа Не Дурова прикрепила к сообщению фотографию.
Guba:
«Я вчера была на опен-эйре памяти Билана. Твоя работа?»
Обморок посмотрел на снимок. В кадре была запечатлена окровавленная голова мёртвого Филиппа Киркорова. Снимок был сделан с максимальным увеличением, однако со значительного расстояния.
Obmorok:
«Ха-ха! Нет, не моя, к сожалению. Это Мистер Дохлый, он снайпер, тоже один из наших».
Мистер Голодный Обморок рассказал о вашей фотографии в сообществе «„ОНИ“: закрытая группа только для участников».
Губа Не Дурова прикрепила к сообщению фотографию.
На переднем плане второго снимка девушка модельной внешности, стройная блондинка, показывала правой рукой знак «реструкт»; позади неё на сцене лежал труп, а от сцены к толпе угрожающе приближалась пусорская когорта.
Obmorok:
«Ты как небо: никогда не повторяешься и всегда красива».
Guba:
«Мерси!) Но я не небо: на небе Бог, а во мне Бога нет, и я люблю смотреть на жестокое обращение с животными».
Obmorok:
«В бога веришь? и какого?»
Guba:
«Обычного».
Obmorok:
«Понятно. В общем, ты ещё насмотришься с нами, обещаю! И на вивисекцию, и на всяческие преступления, передающиеся половым и воздушно-капельным путём. А то и, глядишь, вольёшься сама в „Их“ стройные ряды...»
Глава X
Мария и Овтсежоб сидели на кровати, измождённые жёсткими любовными утехами, в ходе которых пьяный мужчина, успевший по возвращении из хардкюр-кафе снять свои ретроквазипростонародные прибамбасы, засовывал в от природы неуязвимое влагалище девушки банку с покойным эмбрионом, приговаривая при этом:
— Забери своё говно!
По окончании «реверсивного зачатия» Овтсежоб посидел пару минут в задумчивости возле приходившего в себя тела Марии и, решившись наконец на что-то, просительно произнёс:
— Выходи за меня замуж!
— Это при твоей зарплате в сорок тысяч, что ли? — иронически сощурилась девушка.
— Сорок пять!
— Да какая разница, ведь по московским меркам нужно иметь семьдесят минимум.
— Но ты знаешь мою надёжность; знаешь, что я всегда рядом и готов помочь, а это стоит дороже недостающих двадцати пяти тысяч в месяц.
Мария на это ничего не ответила, как будто предвидя, что в её красивой головке в скором времени станут бродить мысли совсем иных категорий.
***
Очередной съёмочный день окончен, и Павел Воля может идти домой. Грим смыт, сценический костюм повешен на вешалку, а обычные майка и джинсы облекают дрищёвое тело Паши. Зайдя в туалет перед уходом из студии, Воля, задумавшись, долго глядит на направленный поток мочи, льющийся из его короткого худого, будто пролетарским топором обрубленного члена. Впрочем вскоре Огрызку, если всё хорошо сложится, предстоит поработать на славу.