— Ну ОК, хорошо. Чует моё уголовное сердце, скоро петух азерботский явится. Добухай, раз уж начал бутылку, сейчас не до полемики, и пойдём.
Глава XVII
— Слушай, мне кажется, что мы безбожно палимся! — сказал поддавший Мистер ЗОЖ Тесаку.
— И что ты предлагаешь? — спросил Тесак, оглядываясь по сторонам.
В глубине его полулысой головы ответ уже успел родиться сам собой, однако ему совсем не хотелось верить в это.
— Ну как — что? — сплюнул ЗОЖ. — Переодеться.
Тесак схватил ЗОЖа за грудки:
— Это ты что мне сейчас предлагаешь — в голубца нарядиться? Мне, самому натуралистому натуралу, одеться, как последний петушара?
Мистер ЗОЖ и глазом не повёл на мнимые угрозы Тесака. Работать с психами он уже давно привык.
— Не кипешуй, а то я разуверюсь в твоей натуральности. Багирчик от нас не уйдёт. А маскировка — это дело нехитрое.
Они побежали в ближайший гей-магазин, благо в зажравшейся почти гейропейской Москве было всякое.
Тесак прокручивал в памяти все гейские луки, что ему доводилось видеть по телику и ИРЛ, и остановился на камуфляжных штанах в розовой гамме, берцах с розовыми шнурками и футболке с изображением гейской радуги. Петушиный недоирокез пришлось уложить розовым муссом для волос — для придания особого гомосяцкого шика. Тесак долго крутился перед зеркалом, дабы убедиться, что он всё ещё остаётся натуралом в своих собственных глазах.
Мистер ЗОЖ решил действовать попроще: он напялил олдскульный прикид БДСМного гомика, перенятый некогда весьма недалёкими металлистами. Жилетка на голое тело отлично подчёркивала его дряблое волосатое пузо. Кожаные штаны в облипку венчал ремень с двумя перекрещенными хуями. А на вернхнюю голову ЗОЖ нацепил кожаную фуражку с такой же эмблемой и надписью «Фистинг или смерть» до кучи.
В таком вот виде наша парочка под присвистывания продавцов-голубцов направилась к выходу.
В тот момент, когда они подошли к клубу, Багиров как раз крутился рядом. Он не мог не покрасоваться перед всеми, словно принцесса, приехавшая на бал. С изяществом старого индюка «гастербайтер» впорхнул внутрь, миновав охрану.
Тесак и ЗОЖ последовали за ним, но их остановил охранник.
— Эй, а не натуралы ли вы часом? — спросил он, придирчиво изучая наряды вновь прибывших.
— Нет, — спокойно ответил ЗОЖ.
А вот Тесак закипел:
— Кто тут натурал?! Я, что ли, натурал?! Да я самый петуханистый петух из всех! — начал борзеть он.
— Ну тогда поцелуйтесь! — сказал охранник.
Тесаку на миг показалось, что за спиной гей-секьюрити мелькнуло улыбающееся ебло Багирова. Затем чеширский блядокот снова исчез.
Тесак и ЗОЖ нервно переглянулись. Делать нечего, пришлось поцеловаться. Тесак хотел было сопротивляться, но ЗОЖ, как ни странно, оказался сильнее. Когда мужской язык со вкусом пива проник в его рот, Тесак не смог сдержать приступ тошноты. Так и блеванул он в рот своему несостоявшемуся любовнику.
— Натуралы! — закричал кто-то из-за спины.
И в этот миг дубинка обрушилась на лысый хребет Марцинкевича. Свет для Тесака померк.
— Вы убили его! — как-то по-бабьи взвизгнул Мистер ЗОЖ, глядя на расплывающуюся лужу крови, и тут же поспешил съебаться.
Глава XVIII
После очередного неудачного покушения на его жизнь со стороны «перекачанного дегенерата» Тесака Эдик решил слетать на недельку в Баку. В его глазах, хоть он этого никогда особо не афишировал, столица Азербайджана была своего рода Антипетербургом, всегда помогавшим восстановить утраченное спокойствие. Наверно, если покопаться, можно найти где-то под многочисленными высшими учебными заведениями, которых в Баку до революции не было вовсе, кости эдиковых пращуров. Помимо прочего, в Эдуарде сработал инстинкт россиянина, гласивший: «в трудной ситуации лучше быть поближе к трубе»: нефтяной, как сейчас, или же телефонной, как в прошлый раз, когда пришлось общаться с «упоротым» Тесаком.
Эдик остановился в Хилтон Баку, что в получасе от аэропорта имени Гейдара Алиева. Из окна Багиров мог любоваться Каспийским морем. Это само по себе заставляло успокоиться и забыть обо всех пидорасах на свете, кроме самых любимых. Багиров задумался. Любил ли он, скажем, Минаева? Да, именно любил — не надо бояться этого слова. Ведь если не любовью, то чем же тогда он столько ночей занимался с Минаевым, с Тимати, с Моисеевым, с Шурой, с усопшим недавно Биланом, со всеми остальными наконец? На толстый и на тонкий; на чёрный, белый, обрезанный и загорелый конец...