Без собаки в селе жить нельзя. Она — надежней любой сигнализации. Коты тоже нужны. В том, что мыши в доме есть, Игорь не сомневался, ночами их шорох слышался очень даже отчетливо.
Когда они были в мебельном магазине, зазвонил мобильник.
Мама!
— Ну, как, еще не опомнился?
Ни здравствуй, ни — привет!
Голос ледяной, строгий, даже мурашки по телу пробежали. За последнее время позабыл, что такое общаться с собственной родительницей.
— Ты о чем, мама?
— Сам знаешь. Жду, когда придешь извиняться. Я уже извелась вся. Ты же знаешь, что у меня слабое сердце. Хочешь меня в гроб завести? Хорошо, что твой отец не видит. Он бы не пережил такого кошмара…
«Он и не пережил…» — подумал Игорь.
Юля рассматривала одежный шкаф, о чем-то расспрашивала услужливого работника, а у Игоря настроение испортилось полностью.
— Хорошо, я извиняюсь, — сказал он.
Но его тон матери не понравился.
— Тебя твоя ларва против меня подговорила. Видеть ее, сучку, не желаю. Совратила сына, украла у матери. Тебя приму назад, а ее ноги в доме моем не будет!
— Да, мама, ее ноги в твоем доме не будет. И моей ноги — тоже, — добавил и отключил телефон.
На душе было гадко, как никогда раньше.
Следующие несколько дней ушли на внутреннее благоустройство жилища. Поклеили обои, расстелили ковер, расставили мебель. Кухня и спальня уже выглядели вполне прилично. Прежде, чем навесить ролеты, Игорь разобрал двойные рамы окон, и Юля вымыла их изнутри. Все блестело и сияло. Бесхозной оставалась вторая комната, туда свалили лишний хлам, но дойдут и до нее руки.
Всему свое время.
А еще — флигель, погреб…
Забот выше головы, но заботы — свои, приятные.
Теперь Юля ночами спала спокойно. Не пугалась странных шорохов и непонятных звуков.
Во дворе дом сторожил, молодой, еще почти щенок, дворняга, прозванный незамысловато — Псиной, внутри охотился на грызунов рыжий Мурзик. Дом, словно приобрел душу, и часть этой души была неразрывно связана с новыми хозяевами, которых он теперь полностью признал своими.
Юля была вне себя от счастья из-за наступивших перемен. Раньше она с ужасом думала о том, что сойдет с ума от страха, дожидаясь, пока Игорь вернется с работы. Теперь такие мысли ее не волновали. Голова была забита проектами: где разбить клумбы, какие цветы посадить и еще чем-то в том же духе. Для страха в ней места не оставалось. Несмотря на то, что уже с понедельника, она весь день будет одна.
Как ни прискорбно, отпуск Игоря неумолимо приближался к концу.
Глава седьмая
Заботы по хозяйству отвлекали Игоря от неприятных мыслей. Но временами они накатывали. Последний разговор с матерью, словно свежий мозоль, давил на душу, не позволял полной мерой насладиться тем приятным, что происходило в его жизни. Выплеснутая волна негатива ошеломила, выбила из колеи, посеяла семена сомнений и неуверенности. Он физически ощущал, как они прорастают, увеличиваются в размерах, захватывая все больше пространства, уверенно вытесняя из души хорошее и радостное, что еще недавно там преобладало.
Игорь становился угрюмее, неразговорчивее, бывало, нервничал без причины, а временами ему стоило огромных усилий сдерживать себя, чтобы не вспылить. Все это не могло оставаться незамеченным. Не зря говорят, что мысль — материальна. Хорошее настроение легко передает радость окружающим, плохое с такой же легкостью гасит улыбки и угнетает всех, кто находится рядом. Игорь видел, как Юля, рассказывая о чем-то, вдруг сникала, тень озабоченности ложилась на ее лицо. Знал, что причиной является он, и от осознания этого раздражался еще больше.
Он сдерживался, замыкал все в себе, старался казаться прежним, но с каждым разом у него получалось хуже.
Нельзя сказать, чтобы Игорь раскаивался в содеянном. Он понимал, что в ином случае, ему пришлось бы навсегда смириться с диктатором матери, расстаться с Юлей и оставаться холостяком, ублажая усугубляющийся маразм родительницы.
Хотел ли он этого?
Конечно, нет.
Вот только логика и осознание не всегда способны умиротворить душу.
Игорь всю жизнь прожил с матерью, он знал, что она всегда заботилась лишь о нем одном. И хотя любовь ее была крайне эгоистичной, тем не менее, мать посвятила ему всю свою жизнь. Он же, словно неблагодарная скотина, наплевал ей в душу, стукнул дверью и бросил мать на произвол судьбы.
Где же, правда?
Как быть?
Что он сделал не так?
Как нужно было поступить?
Ответа не находил, а чувство вины усугублялось, иногда вырастая до угрожающих размеров.