Юля выбежала из дома счастливая, обняла мать, поцеловала.
— Какая ты румяная, шустрая стала.
Взгляд тещи наткнулся на висевшую, на проволоке стирку.
— Что это? — изумилась она.
Юля промолчала, лишь глазами на свекровь покосилась.
— А… Ну, ничего, доченька…
Стиральную машинку занесли на веранду, распаковывать пока не стали. Мать окинула коробку брезгливым взглядом, вышла на улицу и ушла куда-то вглубь двора.
— Нелегко вам с ней, — заметил Василий Петрович.
— Бывало и хуже, — согласился Игорь.
День был чудесный, солнечный. Стол вынесли на улицу, поставили в уютной тени ореха. Тесть выгружал на него из большой хозяйственной сумки привезенные запасы.
— Пирожочки, Варенька специально для вас испекла, всю ночь тесто месила, чтобы не убежало, колбаска домашняя, кровяночка, сало, салаты. А вот это, — достал двухлитровую пластиковую бутылку, Юлечка, твое любимое из того винограда, что за сараем растет. Удачное винцо получилось. Но это — вам, женщинам. Для нас с Игорем найдется напиток посущественнее… — На столе тут же появилась бутылка поменьше с прозрачной жидкостью. — Ты ее, Юленька пока в холодильник поставь, пусть остынет.
Мать Игоря, отстранившись от всего, словно лунатик бродила возле деревянного сарая. Она демонстративно не желала ни с кем общаться, и никто ей свое общество не навязывал. Но, происходящее не прошло мимо ее внимания.
— Игорь! — позвала голосом умирающего лебедя. — Ты что будешь пить? — спросила, когда он подошел.
— Да, мама.
— Игорь, я тебе не разрешаю.
— Мама, мне уже больше тридцати, и я — взрослый человек.
— Прежде всего, ты мне сын.
Спорить и что-то доказывать было бесполезно.
— Никогда бы не подумала, что мой родной сын может опуститься так низко. Хорошо, что Ленечка, покойный, не видит…
— Я думаю, папа составил мне компанию, — огрызнулся Игорь.
С его стороны подобный выпад был равносилен бунту. У матери от неожиданности даже речь отобрало.
Через некоторое время до нее начало доходить, что она больше не имеет прежнего влияния на сына.
— Игорь, — сказала сухо, сердито. — Немедленно отвези меня домой. Я не хочу видеть этот шабаш.
Так и сказала — шабаш!
Как будто происходящее на ее глазах было чем-то страшно неприличным.
Первым порывом было — убедить ее остаться, как обязывали правила гостеприимства, но Игорь представил, чем все может обернуться.
— Как хочешь, мама.
— Вы тут накрывайте, я — ненадолго, — сказал удивленному тестю, открыл ворота и вывел машину на улицу.
Пока ехали, мать не проронила ни единого слова. Впялилась в лобовое стекло, лицо без эмоций, казалось высеченным из камня. Когда показались первые дома, тоном, не допускающим возражений, приказала высадить ее возле ближайшей остановки.
— Я так поняла, что у меня больше нет сына, — бросила в лицо, по-видимому, тщательно отрепетированную в мыслях фразу, хлопнула дверцей и поспешила к подъезжающему троллейбусу.
Домой Игорь вернулся никакой, настроение — ниже плинтуса. На душе пусто, тоскливо, хоть волком на луну вой.
Тесть сразу заметил его состояние. Молча, наполнил два стакана.
— Давай, сынок, за то, чтобы в жизни было меньше огорчений.
Выпил крепкую самогонку, словно воду, даже не скривился. Тесть тут же налил по второй. Женщины тоже присоединились. Пили вино, разговаривали о всяких мелочах. На душе постепенно теплело, становилось легче.
Он заметил, что испорченные матерью вещи заново перестираны, и, кажется, даже Юлину блузку удалось спасти. Нарядный вид она, конечно, потеряла, но для дома еще вполне пригодна.
Посидели хорошо, долго.
Игорь никогда раньше так много не пил, но пьяным себя не чувствовал. Развеял тоску, снова порадовался жизни.
И, может, впервые по-настоящему ощутил, что у него есть семья.
И, что семья, это — не только они с Юлей.
И, что иметь семью, оказывается, чертовски хорошо!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава десятая
Лето прошло быстро, словно один день. Игорь разрывался между работой и заботами по хозяйству. Юля, как и мечтала, оборудовала во флигеле мастерскую, накупила холстов, красок, и стены жилища украшали уже несколько ее вполне приличных пейзажей.
Все было нормально, тихо и спокойно.
Даже с матерью у Игоря наладились отношения. Не то, чтобы совсем, но как бы зафиксировались на неком новом этапе.
Теперь, каждый вечер в определенное время, он уходил вглубь двора, в так называемую «зону приема», и по часу, а то и больше выслушивал по телефону ее нравоучительные лекции.