В каких дозах мать их принимала, определить было невозможно. Больная не могла вразумительно ответить, так как, лишь безропотно выполняла указания сиделки.
Игорь предположил, что, возможно, были другие лекарства, которые, по понятным причинам, на виду не держали?
Но врач и тут усомнился. Сказал, что на отравление не похоже. А слабость матери связана с неврозом, нерациональным питанием и недостатком свежего воздуха. Он сделал укол, прописал витамины, что-то еще, укрепляющее иммунитет, и заверив что беспокоиться не стоит, ушел.
У Игоря немного отлегло от сердца. Но он понимал, что оставлять больную в таком состоянии нельзя.
Сможет ли Юля побыть некоторое время одна?
О том, чтобы отвести ее к родителям не могло быть и речи. Когда-то он осмелился завести об этом разговор и нарвался, чуть ли не на истерику.
Забрать мать к себе?
Как это воспримет жена?
Ей ведь тоже нужен покой. Возможно даже в большей степени, чем матери.
Ситуация получалась тупиковой, и выхода из нее он не видел.
Связаться с женой не было возможности, но она, словно почувствовала, позвонила сама. Узнала, что случилось, огорчилась, однако, старалась держаться.
— Не волнуйся, Игорек, все нормально. Ничего со мной не случится. Тузик меня в обиду не даст.
Тузиком дворняжку обозвала Юля. Шаблонное, избитое имя, но почему-то в устах жены оно звучало так забавно, что Игорь не стал возражать.
— Хорошо закрой окна, двери и, как стемнеет, на улицу не выходи, — напутствовал жену, чувствуя, что в данный момент напоминает сварливую бабку.
— Конечно, так и сделаю, — заверяла жена. — А что там все очень серьезно? — спросила.
— Не знаю, — честно ответил Игорь. — Выглядит она ужасно. А врач говорит, что обыкновенный невроз.
— Игорь, может, пусть она немного у нас поживет?
Такого Игорь от жены не ожидал. В его понимании, она должна была всем сердцем ненавидеть свекровь.
Хотя…
Возможно, слова Юли продиктованы страхом. Ей легче потерпеть присутствие свекрови, чем оставаться одной в пустом доме?
Кто знает?
Мужчине никогда не дано понять женщину и мотивы, которыми она руководствуется.
— Я не знаю, Юлечка. Тут есть еще одна проблема…
Он без утайки рассказал о наглой квартирантке, о том, что у нее есть ключ от квартиры и что она забрала у матери все деньги.
— Боюсь, если мать уедет, она вынесет все из квартиры.
— Что там можно вынести…
По-своему Юля была права. Ничего дорогого в квартире не было. Но все равно неприятно знать, что в твоем жилище хозяйничает кто-то чужой.
— Я бы поменял замок, даже дверь. Только денег нет.
— Может, у папы попросить.
— Не думаю, что это лучший вариант. Мы и так ему стольким обязаны. И, как ты себя будешь чувствовать рядом с моей матерью? Тебе ведь нельзя нервничать.
— Нормально буду чувствовать. Я у тебя — взрослая и самостоятельная.
— Ладно, Юлечка, давай завтра поговорим на свежую голову.
Они пожелали друг другу спокойной ночи и отключились от связи.
Но на душе у Игоря остался осадок.
Было неспокойно, и он не мог понять, от чего переживает больше: что заболела мать или, что Юля осталась ночью одна?
Глава пятнадцатая
После разговора с Игорем Юля заметно погрустнела. Хорошее настроение испарилось, словно его и не было, на смену пришла нудная тоскливость. Она никогда раньше не оставалась ночью одна. И, хотя ужас, который парализовал ее после смерти Псины, уже миновал, да и Тузик был крупнее и имел более грозный вид, Юля все равно чувствовала себя неуверенно.
Чем темнее становилось на улице, тем большую робость она ощущала. Причем, состояние ее нельзя было назвать страхом в чистом его виде. Скорее — смесь одиночества, тоски и, конечно же, незащищенности.
Она не питала иллюзий относительно Тузика. Хоть он и был большой, но в душе оставался младенцем, доверчивым, незлобным. Юля верила, что он может предупредить об опасности, но не могла рассчитывать на его защиту.
Она долго сидела на веранде, смотрела во двор сквозь узенькую щелочку в занавеске, прислушивалась к различным звукам, доносившимся снаружи.
Вроде бы, все, как всегда, ничего необычного, только ночью все воспринималось по-другому, приобретало зловещие оттенки, казалось неестественным, пугающим. Даже на самый безобидный стук или шорох разыгравшееся воображение тут же откликалось множеством неимоверных предположений, одно страшнее другого.
Успокаивало лишь спокойное поведение собаки. Звякающая цепь и громкое дыхание Тузика, которое легко проникало сквозь тонкое стекло, были для Юли самыми приятными и отрадными звуками.