Игорь отрицательно покачал головой.
— Ну, как хотите.
Врач влил крепкий напиток в себя и закурил новую сигарету.
— Я могу ее увидеть? — спросил Игорь.
— Вообще-то, ей нужен полный покой, но… — Он поднялся, вытащил из шкафа белый халат, шапочку, марлевую повязку и протянул все это Игорю. — Одевайте, и пакетики на ноги не забудьте. У нас, знаете ли, стерильность. Посторонним нельзя, только для вас исключение.
Юля была бледная, непохожая на себя. Лицо застывшее, словно маска, глаза открытые, направлены в потолок, только вряд ли она что-то видела. В палате она была одна. Соседняя койка пустовала. На ней даже матраса не было, только голая сетка.
— Только недолго, я здесь в коридоре покурю, — врач деликатно вышел из палаты, а Игорь присел на табуретку и взял жену за руку.
— Юлечка…
Она повернула голову, смотрела невыносимо долго, как будто не узнавала.
— Игорь, — произнесла, наконец. Он увидел, что из ее глаз сочатся слезы.
— Ну что ты, глупышка, ведь все нормально…
— Ты считаешь, что это нормально? — она заплакала вслух.
— У нас еще все впереди…
— Игорь! — крикнула громко, с истерическими нотками, — Игорь, — уже тише, — Игорь, я убила твою мать…
Отвернулась от него, уткнулась головой в подушку, зарыдала.
— Что?
Услышанное его совсем не тронуло, слова пролетели мимо, не зацепив, хотя он прекрасно понял их смысл. Стало только еще больнее за состояние жены. Понятно, нервный срыв и все прочее.
— Юлечка, ты переволновалась…
— Нет. Игорь я правду говорю. Я ударила ее кочергой по голове. Я не знала, что это она. Она сзади подошла. Потом я побежала к тебе…
Она выложила все, захлебываясь, срывающимся от волнения голосом. И все, сказанное женой, было очень похоже на правду.
Игорь достал телефон. Когда он набирал номер, пальцы его нервно подрагивали.
Гудок. Второй. Третий. Четвертый.
Что-то щелкнуло.
— Ало!
— Мама, это ты?
— Ты кого-то другого хотел услышать? Тогда перезвони, ошибся номером.
— Подожди, мама, — от сердца отлегло, — ты сейчас где?
— Дома, конечно. Где мне еще быть. Мог бы и навестить. Мне что-то нездоровится…
— Голова болит?
— Сердце. Уже второй день из дому не выхожу… И давление…
— А эта твоя квартирантка?
— Я же тебе говорила, она замуж выходит.
— Извини, мама, сегодня не могу. Юля в больнице.
— Да кто она такая…
Игорь не стал слушать дальше, он и так прекрасно знал, что хотела сказать ему мать, слышал все не один раз, и слова ее набили оскомину.
— Вот видишь, тебе все приснилось, — обратился к жене. — Она дома, три дня уже не выходит на улицу…
Глаза у Юли были широко раскрыты, то ли от потрясения, то ли от какого-то мистического ужаса. И непонятно было, чего она сейчас боялась больше, мыслей о том, что совершила убийство, или осознания, что все оказалось лишь ее фантазией?
— Игорь… Мне кажется, что я сошла с ума… — и снова заплакала.
Через неделю Игорю разрешили забрать Юлю домой. Она сидела рядом с ним на переднем сидении, совсем никакая, тупо смотрела в стекло и молчала. Игорь тоже молчал.
За время вынужденного одиночества он успел передумать о многом. Он не мог так, как Юля убиваться за потерянным ребенком. Для него он не успел стать живым, был абстракцией и не воспринимался, как умерший или погибший. Просто, должен был появиться на свет, но по какой-то причине не смог. Придется ожидать следующего. И в то же время ему казалось, что он в состоянии понять переживания Юли.
Не совсем, конечно.
Всей глубины чужого горя не дано постигнуть никому, кроме самого горюющего. Но он знал главное, ей очень плохо и он должен ее всячески морально поддерживать. И нужно сделать все возможное, чтобы она скорее забыла навязчивую идею об убийстве его матери.
И как ей могло такое привидеться?
Ведь Юля такая добрая, мурашки обидеть не посмеет.
Или в тихом омуте черти водится?
Может, она много думала об этом, фантазировала, а потом все и свались на голову, воспринялось в бреду, как действительность?
Все может быть. Человеческая душа — такие потемки, разобраться, что там творится — невозможно. Даже в своей собственной. Что же тогда говорить о чужой?
Вот уже и родная улице, скоро будет виден их дом.
Юля вскрикнула. От неожиданности едва не выпустил руль, резко притормозил, машина пошла юзом на смерзшемся снегу и остановилась, мотор кашлянул и заглох.
— Что с тобой?
— Юля не отрываясь смотрела в ветровое стекло, ее лицо побелело от ужаса, она не могла ничего сказать.