Кэл слишком резко ставит свою чашку с кофе, горячий напиток выплескивается на стол.
– Черт…
Сара молча протягивает ему салфетку, но Кэл чувствует ее презрение. Вдохнув, он пытается усмирить гнев, ведь она не понимает, что говорит.
– Это Дюбуа. Марк Дюбуа. Первое интервью за все время. Это уже большая удача. С новой жертвой или без нее…
Как же донести до этой ретивой карьеристки, насколько силен, непреодолим ужас, посеянный Лесным Убийцей? Люди и так будут слушать.
– Он назвал вам вчера какие-нибудь имена? Что-либо конкретное?
Вот он, шанс для Кэла – признаться, открыть Саре правду. «Ну давай! Говори! Объясни ей все», – подстрекает он сам себя. Но тут же слышит голос сестры. И вспоминает, как заглянувшее в окно кухни солнце играло в волосах Марго, а ее рука ставила перед ним тарелку с кашей. Кэлу кажется: стоит ему произнести имя сестры вслух, и он расплачется. И уже никогда не остановится.
Сара не обращает внимания на его терзания:
– У нас пока только два рекламодателя. Этого недостаточно. Мне нужны клипы, с помощью которых я смогла бы подцепить других. Нам пора психологически настраивать ваших фанатов.
Слова продюсера сыплются на него тяжелыми колкими градинами: расходы, издержки, сроки, аудитория, количество выпусков, продолжительность передачи. Время, время, время… А внутри него чувство вины, страх, желание сохранить свою тайну и понимание, что ему необходимо открыться. Противоречивые эмоции почти парализуют Кэла. А потом появляется еще одна мысль: что, если он расскажет все Саре, а она снимет его с программы? Сара на такое способна. Он не может рисковать.
– На следующей неделе у меня намечена еще одна встреча с Дюбуа. Я его разговорю.
А всю правду он ей расскажет потом. После этого.
Сара вздыхает. А затем резко отодвигает чашку с эспрессо. И, поднявшись, надменно смотрит на него с высоты своих головокружительных каблуков.
– Вы уж постарайтесь.
Глава четвертая
Кэл не сразу едет домой. Припарковавшись возле здания Центральной городской библиотеки в Хейвен-Серкус, он несколько минут любуется постмодернистским дизайном здания, напоминающим многоярусный пирог. А зайдя внутрь, направляется в отдел криминальной литературы, надеясь отыскать там историю похождений Дюбуа. На полке рядом с книгами о Йоркширском Потрошителе и Майре Хиндли он находит полдюжины исследований с попытками проанализировать и объяснить его действия.
Имя Дюбуа, его лицо знает в стране каждый. А вот в том, что кто-нибудь узнает его жертв, Кэл сомневается. Их жизни – лишь сноски к биографии убийцы. Но когда одно из этих имен, одна из этих прерванных жизней может принадлежать твоей сестре, понять, почему все внимание достается преступникам, гораздо труднее. Кэл осознает этот страх: потребность убедить себя в том, что ты очень бдителен, хорошо подготовлен и с тобой ничего подобного случиться не может. Увы, может. Кэл знает, что может.
В библиотеке Кэл бегло просматривает тексты, тщательно проверяет любопытные детали. Он ищет определенный временной период. Ему хочется удостовериться: он ошибается. Того, чего он так сильно боится, попросту не могло быть. Но поиски, похоже, тщетны: интересующий его год ни в одной книге не освещается. Кэл лихорадочно работает до перерыва на ланч: сканирует, делает выписки – наспех, едва разборчивыми каракулями, пропускает страницы с кровавыми подробностями. В середине последней книги помещены фотографии. Кэлу не хочется их разглядывать. И разум увещевает: не следует этого делать. Но руки автоматически переворачивают страницы.
Первым он замечает на снимке полицейского: молодой, с бледным лицом, он курит сигарету на заднем плане. Кому-то это наверняка показалось бы непочтительным, но Кэл прощает полицейского. Ведь этому двадцатилетнему парню выпало обнаружить тело женщины, лежащей под одеялом у его ног. Рядом аккуратно стоят ее туфли на высоких каблуках, а из-под покрывала виднеется синюшная, словно выбеленная хлоркой рука; под сломанные ногти на скрюченных пальцах забилась грязь.
Разум Кэла соотносит эту сцену с тем, что могло случиться с Марго, и его начинает трясти; перед глазами все плывет. Кэл прижимается к деревянной поверхности стола лбом и делает несколько медленных, продолжительных вдохов и выдохов. В таком положении он проводит несколько минут. Потом распрямляется, судорожно собирает листки бумаги, испещренные датами и вопросительными знаками, и дрожащей рукой ставит книги на полки.
Совершенно изнуренный, Кэл покупает в буфете сэндвич, чтобы съесть его в машине, и покидает атриум библиотеки, провожающий его гулким эхом шагов. Чтобы не вспоминать о Марго, Кэл переключается на мысли о Крисси. И на то, что подавило присущую ей прежде жизнерадостность, тихое, но абсолютное счастье. «Надо будет снова попытаться с ней поговорить; мне следует быть понастойчивей», – решает Кэл, откусывая сэндвич по дороге к парковке (он слишком голоден и не в силах утерпеть).