– Я должен пойти. И ты это знаешь. – Кэл отворачивается, обескураженный внезапной вспышкой раздражения. Вообще-то он мягкий, подчас даже кроткий; вспыльчивость никогда не была ему свойственна. Откуда она вдруг взялась? Или в нем действительно говорит другой человек? Слова Элли вывели его из себя. – Всего несколько встреч, и я с этим закончу.
– А если к тому времени будет… слишком поздно?
– Что? – Кэл, резко повернувшись, вглядывается в лицо Элли. – Ты ведь так не думаешь.
Голос Элли срывается, она прячет лицо:
– Я уже не знаю, что думать, Кэл. Ты на себя не похож. Ты даже не поинтересовался у меня, почему я пыталась связаться с тобой.
– Извини… Что случилось?
– Крисси… Она пропала по дороге из школы.
– Что? – Сердце в груди Кэла заходится бешеным стуком: в его мире исчезновение человека чревато ужасными последствиями.
– Все в порядке. В итоге она вернулась домой. Прошла пешком полпути… Она наверху, но не выходит из своей комнаты. Я просто…
В голосе жены сквозит нервное напряжение: их дочь никогда не была трудным ребенком, и никто не знает, как реагировать на перемены в ее поведении. В шестнадцать Крисси замкнулась в себе, и любые попытки выяснить, что за проблемы волнуют дочь, только усиливают ее скрытность. Девушка не желает делиться с родителями своими секретами.
– Она хоть что-нибудь сказала?
– Нет, – мотает головой Элли, а по ее щеке уже стекает слеза. Жена быстро отворачивается и украдкой смахивает ее, как будто больше не желает делиться с мужем своими переживаниями.
«Может, обнять ее?» – проносится в голове Кэла. Это ведь так просто. Но пропасть между ними заставляет его лишь спросить:
– Может, мне попробовать с ней поговорить?
Кэл не хочет ничего предпринимать без позволения Элли: он чувствует, что утратил право что-то решать, раз его не было рядом с женой, когда он был так нужен, необходим ей.
Элли вздыхает с печалью и безнадежностью, которые Кэл старается не замечать.
– Попробуй, – прикусывает она губу. – Только, мне кажется, о школе лучше не упоминать.
Направившись к лестнице, Кэл слышит, как за женой захлопывается задняя дверь. На мгновение Кэл замирает у подножия лестницы. Его глаза застилает чернота, в голове мерцают и гаснут образы. Кэл пугается: они появились из ниоткуда.
Немного успокоившись, он поднимается наверх и тихо стучит в дверь дочкиной спальни. Раньше из нее всегда доносились то музыка, то болтовня, то звуки видео из YouTube. А сегодня там гнетущая тишина. Может быть, ему все-таки удастся вытащить дочь из спальни и они проведут вечер вместе, займутся чем-нибудь, изгонят эту сгустившуюся вокруг них и в них темноту? Кэл всегда умел достучаться до дочери – у них была особая связь.
– Уходи, мама.
– Это не мама, это я.
Не дождавшись ответа, Кэл спрашивает:
– Можно мне войти? – и медленно поворачивает ручку. – Раз ты не говоришь мне «нет», я вхожу.
Кэл быстро входит в комнату, и у него мгновенно перехватывает дыхание: Крисси сидит на кровати, обхватив руками колени и обратив к нему бледное лицо, на котором читается вызов. Живая реинкарнация другой девушки.
До чего же дочь похожа на Марго! Потрясающе похожа. Кэлу остается лишь изумляться силе генетики, когда он смотрит на волны рыжеватых волос, обрамляющие лицо дочери. И мысленно возвращается в прошлое – когда ему было всего девять лет и вскоре предстояло лишиться сестры.
Кэл устремляет грустный взгляд на стул у кровати. Раньше он всегда был свободным, «ждал папу» – Крисси нравилось, когда он, набросив на колени одеяло, теребил в руках ее любимую (на тот момент) мягкую игрушку. А теперь стул завален ворохом бумаг и скомканной одеждой.
– Я занята, пап.
– Дела есть всегда, а пообщаться?
Крисси только еще больше насупливается – ни намека на смягчение.
«Это неизбежно, – убеждает себя Кэл, садясь на кровать, хотя Кристи от него отворачивается (совсем как ее мать чуть ранее), – все дочери рано или поздно отдаляются от отцов. Это ничего не значит».
Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Боится сказать что-то не то.
– Ты сегодня заставила поволноваться маму.
Не то…
Крисси фыркает:
– Маму, но не тебя. Потому что ты даже не отвечал на телефонные звонки и эсэмэски.
Кэл ощущает тягостное стеснение. Все это чересчур тяжело. Он не испытывал ничего подобного, с тех пор как пропала Марго. Еще миг – и его охватывает дикое желание закричать, встряхнуть дочь, пробиться к ней хотя бы так. И это пугает Кэла. Он не хочет уподобляться собственному отцу.
Кэл сдерживается и не кричит. Вместо этого он открывается дочери, чего не смог сделать в беседе с женой.