Она тоже предпочла бы в вечность уйти нагой.
Первое, что удивило ее, когда она поднялась на этаж, — музыка: они никогда не слушали гавайскую гитару.
Про себя она решила, что ее ждет приятный сюрприз.
Роясь в сумочке в поисках ключа, она представляла себе, как он, в шортах и гавайской рубашке, с гирляндой цветов на шее, ждет ее у барной стойки с двумя шейкерами в руках.
Обнаружив ключ в кармане, она уже прямо-таки видела сквозь закрытую дверь, как он, с видом заправского бармена, готовит для нее феерические коктейли.
Тогда она улыбнулась и, не повернув ключ, вытащила его из замка.
Чтобы ничего не испортить своим появлением и сделать ему ответный сюрприз, она разделась еще на лестничной клетке и в одних трусах — раз уж у нее не нашлось гавайского купальника, пританцовывая, вошла в квартиру.
Но в гостиной она сразу остановилась и тихо сползла по стенке на пол, глядя на своего мужчину, нагого и бездыханного.
Веревка держалась на крюке. На нем же висел и гамак, крепившийся к другому крюку на расстоянии двух метров от первого. Он, наверное, просто взобрался на гамак, привязал веревку и спрыгнул. В их квартире высокие потолки.
«К счастью», — подумала она.
И представила, как он делает все, что ему пришлось сделать — выйти из дома, купить веревку, диск с музыкой, которую они никогда не слушали, вернуться, снять одежду, поставить диск, залезть в гамак, привязать веревку, спрыгнуть — ради того, чтобы в конце концов глупо приземлиться на ноги. От этой фантазии комок подкатывал к горлу.
Он стоял перед ней, совершенно голый, с веревкой на шее, и печально смотрел, привязанный к гамаку. А гавайская гитара все играла.
Она зажмурилась и сидела так, пока это видение не исчезло. Только тогда она снова открыла глаза.
Ничего не изменилось.
В их квартире высокие потолки.
Его ноги не касались пола, на лице застыло безучастное выражение.
Он добился своего.
«Любовь моя», — проговорила она.
А ведь ничто не предвещало такой развязки.
Накануне они сидели в кино в первом ряду и смотрели фильм-катастрофу.
У него было больше свободного времени, чем у нее, поэтому он часто ходил в кино в одиночку, а потом пересматривал вместе с ней фильмы, которые могли бы ей понравиться. Он ошибался редко.
«Берет за душу», — сказала она, выходя из кинотеатра.
Он закурил и ничего не ответил.
Он искал глазами горящий дом, какой-нибудь пожар, который надо тушить, людей, которых надо спасать.
«Поцелуй меня», — прошептала она.
Вокруг казалось все спокойно, ни единого дымка на горизонте.
Он заключил ее в объятия и поцеловал так, будто от этого зависела вся его жизнь.
Потом они вернулись домой, занялись любовью, поужинали и проспали до утра. Утром они расстались, поцеловавшись и пожелав друг другу доброго дня.
Что же произошло после?
Наверное, ничего. Ничего такого уж трагического и судьбоносного с ним, скорее всего, не случилось. Самое большее — какая-нибудь ерунда, шнурок порвался, и он решил покончить с собой. Просто так вышло, вот и все.
Она попыталась вообразить, что было бы, останься она в то утро дома.
Наверное, ничего. Вернее, чудесный день. Они бы смеялись, спорили, устроили пикник; они бы гуляли, возможно, завязали новые знакомства, встретили друзей; возможно, провели бы с ними вечер, выпили, повеселились; потом вернулись бы домой, признавшись друг другу в том, что провели чудесный день.
Все в порядке вещей.
Просто одним чудесным днем меньше.
Она улыбнулась, вспомнив обо всех тех чудесных днях, что они провели вместе.
Диск доиграл до конца.
Она посидела немного в тишине, потом встала и включила его сначала.
В этот момент ей представилось, как ее мужчина, голый и с веревкой в руке, слушает тот же самый диск за сорок четыре минуты до нее.
Она вышла на лестничную клетку, подобрала одежду, взяла пачку сигарет, бросила вещи в угол и, как была, в одних трусах села на пол лицом к нему.