Допив стакан, он налил себе другой и понял, что, видно, напьется. Он знал, что делать этого не надо, но момент был подходящий и другого занятия у него не было».
Джозеф выпил залпом стакан и налил себе снова.
Зазвонил телефон.
Джозеф улыбнулся, снял трубку:
— Кря-кря? — сказал он.
— Мог бы и перезвонить.
— Но не я же повесил трубку.
— Счастье твое, что ты мой брат!
— Да, я знаю.
— И чем ты там занимался?
— Пил виски… и ждал, пока ты перезвонишь!
— Дурачок!
— Я не дурачок.
— Значит, дубина!
— Не дубина.
— Тогда просто дурак.
— Я не дурак.
— Иди ты знаешь куда!
— Извини, — сказал Джозеф.
— Ну вот, дерг за мочало, начинай сначала!
— Убитых ноль, Убитых ноль, завязываю.
— Ты там много виски выпил?
— Всего один стакан, — ответил Джозеф, допивая очередной. — А вот теперь уже два.
— А я как раз допил свое пиво.
— Может, зайдешь?
— Нет, скоро рассвет. Чего бы я хотел, так это еще одну бутылочку пива — последнюю.
— Знаешь, некоторые странные люди пьют по утрам кофе.
— Неужели?
— Честное слово… Горячий, сладкий, чудесный!
— Остроумно.
— Но бывает же такое.
— Я попробую, когда вернусь.
— Если вернешься…
— Я всегда возвращаюсь.
— Знаю, знаю, — ответил Джозеф. Посмотрел в пустоту:
— Блажен, кто верует.
— Я верую.
— Вот и хорошо, — сказал Джозеф. Потом на мгновение закрыл глаза.
— Название фильма вспомнила Клара. Она только что звонила Франсуазе.
— Ты с ней говорил?
— Нет, я уже ушел.
— Так… откуда же ты знаешь, что она звонила?
— Я иногда общаюсь со своей женой.
— Телепатия?
— Да… или по телефону.
— Понятно. Мне она тоже звонила… но мне не пришло в голову спрашивать у нее название фильма.
— Наверно, тебе хотелось поговорить с ней о чем-то другом.
— Я хотел бы поговорить с ней о бесконечном множестве вещей, но для этого она должна быть рядом.
— Запиши, о чем…
— Нет, так дело не пойдет. Что ты все талдычешь: пиши, да пиши.
— Ладно, ладно…
— Знаешь, я ведь люблю ее, — после минутного колебания сказал Джозеф.
— Знаю.
— И тебя это не раздражает?
— Да нет, давай, люби… Люби эту девушку по имени Клара…
— Ой-ей-ей! Ты там сколько пива выпил?
— Достаточно.
— Домой собираешься?
— Уже иду.
— А как же утки?.. Что с ними будет без тебя?
— Они прекрасно без меня обойдутся.
— Не уверен.
— Не могу же я бросить детей ради уток?
— Понимаю, — сказал Джозеф.
— Ты уверен?
— Да.
— А я не всегда.
— То есть?
— Видишь ли, иногда… я смотрю вокруг себя… и думаю: может быть, самый лучший отец — это отец, который где-то далеко?.. И отец не обязательно должен быть дураком?
Джозеф налил себе еще один стакан, взял его в руку, но не выпил.
— По-моему, самое замечательное, что я видел в жизни, — это лицо Джеймса в тот день, когда он увидел картонный домик, что ты для него построил… Даже у животных я не видел ничего подобного.
— Он его уже совсем забросил.
Джозеф отпил из стакана и сказал:
— Он хранит его в своем сердце.
— Мне пора, Джозеф.
— Удачного возвращения.
— Спасибо… Подумай, прежде чем выбрасывать свою пиццу!
— Убитых ноль.
— Привет.
Джозеф допил виски, взял коробку из-под пиццы и дочитал то, что там было написано:
«То, что мужчина даже не попытался побежать за ней, не подумал ее догнать и просто позволил ей уйти, означало, что он скорее умен, чем глуп.
И лучшее тому доказательство, что в прошлом он уже не раз бежал за ней, догонял, и если бы он только мог представить на какую-нибудь долю секунды, что это может что-то изменить, он бы согласился, улыбаясь и даже напевая, ползти за ней хоть десять лет в грязи под проливным дождем.
Но это ничего бы не изменило.
Нет, ей нужно было и, что еще печальнее, она хотела уйти, и меньше всего ей хотелось встретить его на своем пути. И она сама прекрасно понимала, что на этот раз он не побежит за ней, что у него хватит ума понять, что этого ни в коем случае делать не надо. Потому он этого и не делал. Оставалось только надеяться, что она случайно где-то на него наткнется.