Ну и лицо у твоей секретарши, когда просишь устроить встречу с ее подружкой.
Улыбается.
Ты тоже, робко.
Мсье-бестселлер недоверчиво поглядывает на тебя поверх своих устриц, извинения принимает, даже сам извиняется, твердит тебе, что не может работать с такой ослепительной женщиной, ты просто выбиваешь его из колеи, он постоянно на взводе, дома проблемы, а теперь еще у тебя новый костюм.
Отвечаешь, что он и представить себе не может, как ты его понимаешь, и спрашиваешь, как дела с романом.
Говорит, что всем доволен, после больницы впал в депрессию и вернулся обратно из России в Китай, но обязан тебе по гроб жизни, без тебя так и сидел бы в башне из слоновой кости, а теперь перед ним открылись новые горизонты.
Тебе нравится, что он говорит, некоторое время слушаешь его, восхищаясь, как легко ему это дается, потом пользуешься его расположением и просишь поделиться устрицей.
Признается, что даже хочет выразить тебе благодарность в предисловии.
Отвечаешь: если и вправду хочет отблагодарить, у тебя есть идея получше.
Он весь внимание.
Проглатываешь его устрицу, облизываешь губы и потом предлагаешь написать предисловие к новому психологическому триллеру, преподносишь его, как сенсацию.
Глаза у него зажигаются, спрашивает, кто автор.
Называешь имя подружки своей секретарши.
Не может быть, опять женщина.
Да, говоришь, но пусть не волнуется, ему даже встречаться с ней не нужно, и вообще она предпочитает женщин.
Говорит, улыбаясь, что он тоже.
Смеешься.
Тоже смеется, ну почему он ни в чем не может тебе отказать, соглашается прочесть.
Вам приносят кофе, оказываешься от сигары, из сумочки жены достаешь рукопись и кладешь на стол.
Не очень понимаешь, кто ты, но тебе плевать.
Все больше и больше.
Живешь себе и живешь, дышишь и хорошо, садишься, смотришь, слушаешь, нюхаешь, ешь, трогаешь, любишь — себя, жену, вашу кошку, соседа снизу или булочницу из булочной на углу, ничего ни от кого не ждешь, вообще ничего не ждешь, просто живешь.
Иногда ты смутно припоминаешь, что когда-то был писателем, что было время, когда тебе хотелось писать до душевной боли, но это время кажется тебе таким же далеким и непонятным, как детство.
И столь же печальным.
До чего же ты поначалу испугался, когда тест на беременность дал положительный результат. Сделал его прямо у жены в офисе.
Да ты просто впал в панику.
Дошел по стенке до лифта, цепляясь за стены, спустился на первый этаж, ни разу не взглянув в зеркало, и теперь идешь, пошатываясь, по улице в своем ультрасексуальном черном костюме, и какие-то прохожие даже спрашивают тебя, все ли у тебя в порядке.
Говоришь: да, не останавливаясь, ищешь парк, лавочку, место, где мог бы посидеть, и хватаешься руками за голову.
Ребенок.
У тебя будет ребенок.
Ты — первый мужчина на свете, который ждет ребенка.
С небольшой поправкой на то, что ты — все-таки женщина.
Твоя жена.
Жена задремала напротив стиральной машины, где крутится ваше белье, садишься рядом, ждешь, когда проснется.
Наконец она открывает глаза, поворачивается, приникает губами к твоим губам, засовывает язык тебе в рот.
Не мешаешь, но она чувствует, что ты не в себе, и спрашивает, в чем дело.
Мучаешься, не знаешь, как сказать, не находишь слов.
Пристально смотришь на стиральные машины.
Объявляешь жене, что она скоро станет папой.
У нее перехватывает дыхание.
Вместе с тобой смотрит на ваше белье, которое продолжает крутиться.
Ее красные трусики, которые ты надевал вчера, прилипли к стеклянному окошку.
Жена берет тебя за руку.
Сжимаешь руку.
Смотрит тебе в глаза и говорит, что это невозможно.
Что невозможно.
Риск слишком велик.
Ничего подобного.
Вы не имеете права.
Имеете.
Стоит на своем.
Замечаешь, что ребенка-то ждешь ты, а не она.
Упирается — тело-то все же ее.
Отвечаешь, если хотела делать аборт, надо было раньше думать.
Хмурит брови, объясняет, что дело вовсе не в аборте.
Тогда в чем.
Смотрите на других посетителей прачечной, одни возятся с бельем, другие сидят без дела.