Смерть сквозит в каждом вдохе и выдохе. Каждом шаге, впечатанном в кровавую грязи. И каждом слове, бессмысленном наборе звуков, выхаркнутом из глоток живых мертвецов, по ошибке считающих что у них есть призрачные шансы на выживание.
Смерть покоилась в каждом миллиметре этой земли. Под вечноголодным слоем грязи штабелями лежали кости предшественников Ланса. Возможно, его родственники так же были среди них.
Свинцовые поля — это место, куда приходят не за славой, честью, деньгами или по зову долга. Сюда приходят умирать.
Их сержант, сухой, подтянутый и всегда ощеренный в безгубой ухмылке желтоватых зубов, появляется из-за поворота. Форма в грязи и машинном масле, винтовка и штык-нож в руках.
— Потери?
Ланс не понимает к кому он обращается.
Удар по щеке. Резкий, рваный и неожиданный.
Голову солдата мотнуло в сторону под аккомпонимент хрустнувших шейных позвонков. Шлейф слюны вперемешку с кровью из рассеченной губы оседает на стенке окопа.
— Потери, рядовой? — хриплое рычание из самого дешевого из всех возможных киберимплантв, вмонтированного в плоть под нижней челюстью сержанта.
Глазные яблоки нездорово блестят на фоне почти черного от копоти лица.
Ланс тычет пальцем в подыхающего солдата, уже плохо понимающего где он находится и что вокруг происходит. Он сдавленно всхлипывает. Движения скованы дыханием приближающейся Смерти, уже положившей костлявую руку на дергающееся от боли плечо. Он мог бы выжить, но что-то отдаленно напоминающее врачей сосредоточилось на другом конце Свинцовых полей рядом с вырождающейся партией сверхов. Слишком много крови потерял, плюс, два осколка прошили бронежелет, как бумагу, застряв в его кишках. Кровь сочится из рваных дыр вместе с дерьмом, желчью и полупереваренным пайком.
Сержант перерезал ему глотку. Быстро, чисто и сноровисто. Хрип. Кровь на губах. Ручьем стекает по шее за воротник. Тяжелыми каплями скользит по зазубренному лезвию.
— Где прапор?
Взрыв.
Крики.
Кто-то орет в небо. Дико, надрывно.
Лансу становится еще страшнее.
Не от этих звуков, выворачивающих все его цивилизованное нутро на изнанку. А от взгляда сержанта. Двух пулеметных дул его зрачков, прошивающих насквозь, ломая ребра и перемалывая конвульсивно сокращающиеся внутренности в окровавленный фарш.
— Мертв, — одно-единственное слово. Обдирает горло, рвет кадык, ломает ключицы.
Лансу страшно.
— Блядство, идти можешь? — его взгляд спускается ниже.
Парень невольно опускает голову.
Кровь.
Пятно запекшейся крови на лодыжке. Это его или нет?
— Да, — скорее вопросительно, нежели утвердительно.
— Все к меху, сам доползешь, из окопа не высовывайся, пошел.
Сержант побежал дальше, туда, где захлебывался огнем крупнокалиберный пулемет Кабана. Расчет окопался основательно и скорее всего часть ближайших бойцов после прорыва по центру стекалась к нему.
Мех.
Нужно двигать к меху, он не настолько сильно сгнил изнутри, чтобы быть по зубам пушечному мясу из мертвецов, мутантов, нищего сброда и самых ущербных боевиков Черного клана.
Ланс попытался подняться, не в полный рост, а просто встать с сырой земли, влажными ладонями разбухших в воде покойников вцепившихся в него. Мышцы ноги прострелило болью.
Все таки это была его кровь.
Страх немного отступил.
Порвать штанину. Дрянная ткань легко расходится под пальцами. Корка из засохшей крови содрана. Свежая пузырится в ране. Скорее не осколок, а осколок осколка — миниатюрный кусочек металла, едва-едва прошедший через кожу.
Больно.
Выковырять пальцами.
Грязь мешается с кровью, забивающейся под отросшие ногти.
Крошечный, похожий на пулю. Вытягивается из раны, подобно засевшему клещу. Ланс шипит сквозь зубы — не настолько больно, как могло быть.
Парень выдохнул. Достал.
Непослушными пальцами достать из-за пояса флакон целебного геля. Шипение.
Пара секунд и похожая на зубную пасту жижа затвердевает, блокируя инфекции доступ к ране, параллельно с чем выжигая то дерьмо, что Ланс занес в нее нестерильными руками.
Ходить можно, пусть и нога чуть хуже отзывается на сигналы мозга.
Оружие.
Истошный вопль.
Что-то человекоподобное, обмотанное колючей проволокой, падает на дно окопа в метре от Ланса.