Люди за столом некоторое время не отрывают глаз от кошмарного кадра на экране, а затем переводят взгляд на говорящего.
– Господа, полагаю, нам следует принять оперативное решение относительно Сальваторе Греко. Это чрезвычайно опасная, неконтролируемая сила, с которой правоохранительные органы справиться не в состоянии. Его преступная деятельность и хаос, который она за собой влечет, угрожают стабильности всего средиземноморского сектора. Предлагаю исключить его из игры окончательно.
Поднявшись, докладчик идет к фуршетному столику и возвращается с антикварной лакированной шкатулкой. Вынимает из нее черный бархатный кисет и высыпает содержимое на стол. Двадцать четыре рыбки из слоновой кости: половина – гладко-желтой окраски, другая половина – с протравленными кроваво-красными пятнами. Каждый из присутствующих получает пару разных цветов.
Бархатный кисет совершает круг по столу против часовой стрелки, и каждый кладет в него по рыбке. Совершив полный оборот, кисет возвращается к человеку, который объявил голосование. Содержимое вновь высыпано на смутно поблескивающую поверхность стола. Двенадцать красных рыбок. Единодушный смертный приговор.
Двумя неделями позже, вечером, Вилланель сидит за столиком на открытой террасе парижского частного клуба «Жасмин» в Шестнадцатом округе. С восточной стороны доносится глухой рокот машин на бульваре Суше; на западе – Булонский лес и ипподром Отёй. Терраса ограждена шпалерой с цветущим жасмином, теплый воздух пропитан его ароматом. Большинство столиков заняты, но разговоры едва слышны. Дневной свет постепенно меркнет, близится ночь.
Вилланель делает долгий глоток мартини с водкой «Грей Гус», украдкой изучая окружающих и уделяя особое внимание паре за соседним столом. Обоим около двадцати пяти; он – элегантно небрежен, она – утонченная, похожая на кошку. Брат и сестра? Коллеги? Любовники?
Определенно не брат с сестрой, приходит к выводу Вилланель. Между ними чувствуется натянутость сообщников – все что угодно, только не семейные отношения. Кстати, они не бедны. Взять хоть ее шелковый свитер: темно-золотистые оттенки – под цвет глазам. Не новый, зато настоящий «Шанель». И пьют они марочное шампанское «Теттенже», а в «Жасмине» оно весьма недешево.
Поймав взгляд Вилланель, парень на пару сантиметров приподнимает свой бокал. Он шепчет что-то спутнице, и та пронзает девушку холодным оценивающим взором.
– Не желаете к нам присоединиться? – обращается она к Вилланель. Приглашение – и вызов.
Вилланель спокойно смотрит ей в глаза. Бриз колеблет напоенный ароматом воздух.
– Мы не настаиваем, – говорит парень, его косая ухмылка не вяжется с невозмутимым взглядом.
Вилланель встает и поднимает бокал.
– С удовольствием присоединюсь. Я ждала подругу, но она, видимо, задерживается.
– В таком случае… – Парень приподнимается со стула. – Меня зовут Оливье. А это Ника.
– Вилланель.
Беседа течет весьма шаблонно. Оливье с недавних пор пытается сделать карьеру в галеристике. Ника время от времени подрабатывает актрисой. Они не родственники, да и на любовников при ближайшем рассмотрении тоже не тянут. Но все равно есть нечто неуловимо эротическое и в их сообщничестве, и в том, как они втянули ее в свою орбиту.
– А я трейдер, – говорит им Вилланель. – Валюта, процентные фьючерсы и все такое. – Она с удовлетворением отмечает, как в их глазах гаснет любопытство. Если нужно, она может часами беседовать о внутридневном трейдинге, но им это не интересно. Поэтому Вилланель переходит к рассказу о версальской квартире на первом этаже, откуда она ведет свои операции. Этой квартиры не существует, но Вилланель способна описать ее вплоть до железных завитков на балконе и выцветшего персидского ковра на полу. Ее легенда теперь доведена до совершенства, и ложь, как обычно, дарит наслаждение.
– Нам нравятся твое имя, и твои глаза, и твои волосы, но больше всего – твои туфли, – говорит Ника.
Вилланель смеется и выгибает ступни в атласных «лабутенах» на ремешках. Поймав взгляд Оливье, она сознательно копирует его томную позу. Девушка представляет, как его руки со знанием дела, по-хозяйски скользят по ее телу. Он воспринял бы ее – так ей кажется – как прекрасную вещицу, украшение коллекции. Считал бы, что у него все под контролем.