Выбрать главу

― Пошли, ― позвала она.

Теперь мне стало по-настоящему страшно. Нестерпимо захотелось сбежать от мрака и неизъяснимо враждебной атмосферы этого места, но поступить так я не могла. Эли хотела показать мне дом предков, и пренебречь ее предложением с моей стороны было бы ужасно невежливо. Я зашагала за Эли в ужасающие недра замка по узкому коридору, озаряемому только пламенем свечи, которая мерцала так, словно готова была угаснуть в любой момент. С каждым шагом, который уводил меня все дальше от внешнего мира, в незримое и неведомое царство тьмы, пропитанное запахами сырости и гниения, повернуть назад хотелось все сильнее.

Мы завернули за угол и оказались в подземном зале. Плавно обойдя его, Эли зажгла несколько высоких свечей, стоявших во вделанных в стены железных подсвечниках. Чем светлее становилось в зале, тем больше деталей обстановки бросалось в глаза. Стены были увешаны гобеленами. По всей комнате в беспорядке стояли старинные диваны, обтянутые бархатом и задрапированные цветастыми шалями с густой бахромой. А небольшие, отполированные до блеска деревянные столики только и ждали, когда на них расставят бокалы с вином и другими напитками.

― Добро пожаловать в клуб адского пламени и мучений, ― Эли зажгла последнюю свечу.

Я завопила.

Из тьмы соткалась ужасающая голова козла с трепещущими ноздрями и огромными, угрожающе изогнутыми рогами, концы которых по остроте не уступали кинжалам.

Эли вновь по-девчоночьи рассмеялась, взглянув на меня.

― Это же чучело. Он тебя точно не забодает. Смотри. Он висит на стене.

Она взмахнула канделябром, и мне показалась, что уродливая тварь задвигалась в обрамлении танцующих теней.

― Пожалуйста, перестань, ― взмолилась я, ненавидя себя за то, как жалобно прозвучала моя просьба.

Тогда Эли впервые разозлилась на меня. И я поняла, что не хочу злить ее снова. Ее идеальные брови, стоило ей нахмуриться, встали острой буквой V, которая в свете свечей казалась еще более угрожающей, а губы искривились так, что в лице проступило что-то совершенно нечеловеческое.

Но стоило ей, немного погодя, продолжить рассказ, лицо вновь приняло свое обычное, очаровательное выражение.

― В этой комнате мой предок принимал богатейших и известнейших людей графства. Епископ и высшие чины духовенства, доктора, юристы – сюда заглядывали все. Сэр Фрэнсис Дэшвуд приглашал девушек, мягко говоря… сомнительной репутации… чтобы они составили им компанию. Не обычных проституток, конечно, а хорошо обученных, умелых куртизанок, знавших толк в ублажении мужчин. Вино лилось рекой, музыканты неистовствовали. Им, конечно, завязывали глаза. А затем наступал кульминационный момент вечера. После того как музыкантов и женщин отсылали, хорошо заплатив им за услуги и молчание, десятый барон председательствовал на Черной мессе. Тогда-то, моя дорогая, и наступал звездный час твоего друга.

Эли вновь посветила на голову козла, заставив меня содрогнуться. Она казалась такой живой. Я готова была поклясться, что она моргнула.

Желание сбежать, сверкая пятками, накатило на меня с новой силой. Теперь я почти не сомневалась, мы с Эли ни одни. В темноте прятался кто-то еще. Наблюдавший. Слушавший, как Эли прерывающимся от волнения голосом рассказывает мне историю этого места, живописуя события, которые происходили здесь более двухсот лет назад и, конечно, покрылись к нашему времени вековой пылью.Но почему мебель так хорошо сохранилась? Почему комната выглядела такой чистой и ухоженной, что я буквально чуяла аромат пчелиного воска?

Тем временем Эли продолжала.

― А ровно в полночь они совершали жертвоприношение великому рогатому дьяволу.

Она затихла. Наверно, ей было любопытно, как я отреагирую. Или, возможно, она ждала… В комнате заметно похолодало. Я обхватила себя руками, по которым уже вовсю бегали мурашки.

― Эли, пойдем отсюда, ― попросила я. ― Я никогда не видела ничего подобного, но здесь ужасно холодно и…

― Ты что! Если мы уйдем сейчас, ты не узнаешь самого интересного.

Остановившись в центре комнаты, она откинула в сторону очень дорогой на вид ковер, под которым обнаружилась железная решетка. Подойди сюда.

Я подошла без особой охоты.

― Не трусь, он не кусается.

На этот раз ее смех не просто вызвал у меня мороз по коже. Он пробрал до глубины души.

Я посмотрела вниз, но сквозь решетку ничего не было видно.

― Это ублиетт, ― сказала Эли. ― Знаешь, зачем он нужен?

Я покачала головой, в сущности и не желая этого знать. Но если вы думаете, что Эли избавила меня от неприятных подробностей, то жестоко ошибаетесь.

― Обычно люди плохо осведомлены о том, что происходит на Черной мессе, ― начала она. ― Они совершенно уверены, что тринадцать ведьм в плащах с капюшонами, собравшись вокруг черного алтаря, убивают девственниц. Они думают, что смерть приносит один точный удар острого ритуального кинжала. В клубе моего предка все происходило иначе. Дьявол, которому они поклонялись, никогда не согласился бы на подобное. Его не волновало, девственницы ли жертвы, если они были женщинами детородного возраста. Их похищали, привозили сюда и открывали решетку, — она загремела крепким железным замком. — А потом женщину бросали в ублиетт. Знаешь, как появилось это слово, и что оно означает?

― Похоже на французский. Глагол «оublier» означает «забывать».

― Да. Жертву бросали в ублиетт и оставляли гнить заживо. Забытую всеми, кроме дьявола. Он питался ее страданиями столько, сколько она могла выдержать. В конце концов она, конечно, умирала от жажды, голода или чего похуже и освобождалась.

Ощутив на языке вкус желчи, я тяжело сглотнула.

― А как же… тела. Они ведь убирали их… потом.

― Вряд ли. Думаю, они все еще там.

― Но ведь? Запах. Когда они снова собирались тут. — Я смолкла в растерянности.

― Тогда скверно пахло повсюду. Люди практически не мылись. Не думаю, что они бы заметили. На подобное было принято не обращать внимания. А учитывая, что собирались они всего несколько раз в году, в особые дни, по большим праздникам: на имболк, бельтайн, летнее солнцестояние, ламмас и самайн – к моменту очередного собрания все успевало более менее выветриться.

Как она могла так буднично и спокойно говорить о столь чудовищных ритуалах? Я глянула в круглый адский колодец и содрогнулась. К горлу в очередной раз подкатила желчь, и меня вырвало.

― Господи, что с тобой? Выглядишь неважно, ― хотя слова звучали доброжелательно, интонация Эли сочувствия не подразумевала. В ее голосе сквозило нетерпение, даже презрение.

Надо было уходить. Сейчас же. Но без помощи Эли или хотя бы свечи, с которой я бы видела, куда иду, я наверняка заблудилась бы в темноте. Мысленно я костерила себя последними словами за то, что оставила сумочку в машине. Там, в маленьком кармашке, остался и мой сотовый, к которому прилагался ослепительно-яркий фонарик. Я вряд ли смогла бы в темноте без чьей-либо помощи найти обратную дорогу. Мы шли явно не по прямой. А потому, собравшись с силами, я обратилась к Эли.

― Большое спасибо. Было очень интересно, но, думаю, мне пора. Нам еще нужно добраться до города, и…

― Пора? Уже? Нет, Мия. Еще рано.

Сказав это, она начала стремительно меняться. В миг улетучились сдержанность, изысканность и игривый гламур сороковых. Теперь росчерк красной губной помады разделял надвое лик истинного зла. Глаза чернее воронова крыла, кожа бледная, как у обескровленного трупа, тонкие и безжизненные волосы, ниспадающие по плечам роскошными черными с проседью волнами. Когда ее скулы успели запасть, а челюсть стать такой тяжелой и мужественной?

С ужасом и стыдом я поняла, что мой мочевой пузырь ослаб, и по ногам потекла теплая резко пахнущая влага.

Я вылетела из комнаты и побежала, не разбирая дороги. Судя по всему, тварь, в которую превращалась Эли, не могла двигаться, не завершив трансформацию, иначе бросилась бы в погоню, но сколько у меня времени, я не понимала даже примерно. Кроме того, оставшись без мерцающего света свечей, я практически ослепла. Я помолилась о спасении Богу, о котором не вспоминала много лет, и выставила перед собой руки, боясь и дальше бежать в окутавшей меня кромешной тьме, очертя голову. Вскоре кожи коснулся прохладный ветерок, явно залетевший в подземелье с поверхности. Сердце исступленно колотилось о ребра, а горло пересохло так, что я закашлялась. Когда же я врезалась плечом в стену, все тело пронзила боль. Но, спустя пару мгновений, я убедилась, что путь свободен. О том же, чтобы двигаться в правильном направлении, оставалось только молиться. Я все еще чувствовала ветерок. Но теперь за мной явно что-то кралось, подбираясь все ближе.