Гот в отчаянии ныряет под колючее одеяло с головой. Это весь его дайвинг. Гот Архимедом плещется в этом море. И тонет.
Не валентинки
Чмо набрасывает шкурку почтальончика. Или курьерчика. Или кого там ещё. Чмо бегает из домика в домик и кормит почтовые ящики записульками. Приходится ждать, конечно, пока кто-то выйдет или зайдёт, чтобы проникнуть внутрь. Чмо пробовал позвонить по домофончику, но его посылали на мужскую писю. И теперь Чмо ждёт, пока кто-то выйдет из домика.
В подъезд заходит девушка в бежевом пальто. Опрятная ухоженная девушка. Чмо спешит за ней. Проникает внутрь. Рассыпает записки по адресатам.
– Что вы делаете? – интересуется девушка в бежевом, подозревая подвох.
– Да так, пустяки. Открытки раскладываю, – объясняется Чмо и протягивает ей одну «визитку».
– Спасибо, – вынужденно благодарит она и пробегает взглядом по тексту. Быстро пробегает. Прямо-таки марафонец. – И какой у этого всего смысл? – у девушки суховатый голос, совсем не такой, как у Чмо. И каре у неё уложено ровно.
– Хочу заставить людей улыбнуться, – смущается Чмо.
– И как? Удаётся? – щурится она.
– Пока нет, но у меня есть одна полезная привычка. Когда у меня что-то не получается, я пробую ещё раз, – признаётся мальчишка в своей кофте, покрытой катышками.
– Бывают ситуации, когда второго шанса не предоставляется, – замечает подъездная собеседница.
– Бывают ситуации, когда его не замечают. Или просто не хотят замечать. Ленятся или ставят на себе крестик, – парирует Чмо.
Девчушка и впрямь примеряет улыбку, уже поднимаясь по лестнице. На душе Чмо делается светло и ясно. Он на верном пути. К смерти.
Муха
Фитоняша с грустью хлебает бульон, в котором плавают макароны «паутинка яичная». Фитоняша беспокоится за свою форму. Уменьшается продолжительность её репетиций. Мышцы противятся. Фитоняше тесно в их теремке. Фитоняше больно, что ей негде выступать. Фитоняше грустно, что у неё нет яркого гардероба и косметики. Фитоняшу терзают лишения. Фитоняшу злит Чмо, которого становится слишком много. Который везде. Он словно стремится стать главным героем не только в своей, но в их с Готом жизнях. Это возмутительно. Это раздражает. Душный чопорный диктатор.
Некогда девушка двигалась, как шарнирная кукла. Мерцала в хаус-музыке и метала молнии энергии. Но потом она познакомилась с Фотоняшей.
Боль трётся о женскую голень. Лижет кожу, выпрашивая есть. Язык её шершавый, словно пилка для ногтей. Но Фитоняше нечего предложить. Всё, что есть – это паутинка яичная в пресном бульоне. Такое чувство, что скоро у Фитоняшы случится вынужденная анорексия. Девушка почти в отчаянии. Неясно, откуда в ней взялось столько усталости и безнадёги. После чего они всплыли на поверхность? Что послужило спусковым крючком? Холодный приём на улице? Предательство Гота, разорвавшего её чувства? Трудно решить. И то, и другое.
Фитоняша мечтает свалить из социальной хаты и обрести независимость. Выбраться из ямы для отбросов общества. Яма эта, как братская могила. Безымянные живые трупы. Обречённые на лишения. Фитоняша не готова складывать руки. Но как ей пробиться к свету?
Побег из гото- и фитошенка
Гота отравляют разнесённые в пух и хлам плакаты. Он разочарован в своём художественном мастерстве. Всё, что он создаёт – беспонтовая и бесполезная херня.
Вскоре возвращается Чмо. Щёки и нос его красные, словно строки. Мальчишка сбрасывает кеды и без стука вваливается к Готу. Пылает энтузиазмом, но, завидев мёртвые произведения искусства, чуть не падает в обморок.
– Что ты натворил?! Это же вандализм! Это преступление! Ты не имеешь права! Я думал, что мы заодно, а ты ведёшь себя как слабак! Эгоист! – моментально схватывается он.
И слёзы срываются, точно наркоманы. Готу жалко, что его глаза не застыли от холода, не превратились в лёд. Гот обесточен.
– Не посыпай мне голову пеплом, – сипит он.
– Будь добр нести ответственность! – как девчонка, голосит юноша.
– Это мои картины! И я сам решаю, отправлять их в утиль или вешать на гвоздик! – оправдывается Гот.
– Но ты ведь знаешь, как священно я отношусь к искусству! Знай, что ты не картины порвал, а мою душу! В клочья! – шмыгает.
Гот искренне недоумевает, почему Чмо так задевают его поступки. Гот чувствует себя глубоко порочным человеком. Вначале порвал любовь Фитоняши. Теперь душу Чмо. И это при том, что в его намерениях не было и семени злого умысла.
– Заткнись! – лопается терпение Гота. – Пойми, что я не мог оставить их в живых! Просто не мог! Я страдаю! Мне плохо! Пойми, что я творю не ради культуры, а ради себя! Но это не просто терапевтическая сублимация! Это восстание из пепла! Я мечтаю добиться высот, чтобы показать, чего стою! Чтобы меня заметили! Чтобы обо мне ещё узнали. Чтобы гордились, что мочились в тот же писсуар, что и я! – кричит Гот. – А выходит, что я не стою ничего. Какими бы выразительными ни были картины, никто их не поймёт. Никто меня не оценит. Я не нужен миру.