Фитоняша морщится, будто села на кнопку. Отчего-то она знала, что Чмо уберут. Именно мирные жители выбывают из игры в самом начале. Она знала, что потеряет этого мальчика рано или поздно. Потому что он не берёг себя. Он отдавал себя тем, кто не желал его принимать. Бескорыстный и щедрый мертвец.
Мысли спутаны, будто она в коматозном состоянии. Будто в душу вкололи анестетик. Девушка только мычит, плотно сомкнув пухлые губки. Так же жмурятся, когда ушибают мизинец о ножку стула.
– Это непростительно! – выжимает слова.
– И неминуемо, – замечает Ложь.
Ищейка
Терпение истончается, перетирается, лопается, как сосуд в глазу. Удерживающая пружина срывается, и раннее покойный механизм с огромной скоростью начинает шинковать, дробить и поглощать всё, что встречается на ленте. Гот слетает с катушек, теряет равновесие. Он больше не может сидеть на заднице, сложив руки. Ему нужно разобраться в себе. Найти ответы. Найти оправдание своей импульсивности, повлекшей за собой смерть того, кто любил его и стремился заручиться его одобрением. Придать этой ошибке смысл. Что-то дурное и абсурдное подсказывает Готу, что нужно разыскать тело Чмо. Обыскать его карманы в поисках ключей к пониманию. К излечению.
Стать бы немецкой овчаркой. Или доберманом. Чтобы напасть на след и не потерять его ни за что. Чтобы выйти на остов здания, в котором погребён Чмо. Но Гот всего лишь простой человек с напрочь отшибленным обонянием. Он даже не старался запомнить дорогу, отметить зацепки в виде какого-нибудь причудливо изогнутого дерева, рекламного щитка или цветного забора. Вуаль сумрака испортила видимость. И теперь Гот полагается исключительно на интуицию. Его ведёт зыбкая надежда. Её прах. Её призрачный осадок.
Ноги заплетаются, словно из них кто-то вяжет шарф. Цепляется за бересту, чтобы не шмякнуться в грязь. Вертит башкой, как маяк фонарём. Как далеко ему лезть? Вправо или влево? Как справиться без навигации? Что если он заблудится и не воротится назад? Тогда его не разыщет даже Паника, и он дойдёт до стадии полной потерянности.
Вытягивает нитку из своего поношенного кардигана. Обматывает её берёзовую ветвь. Движется дальше, оставляя за собой чёрную черту. Наступает на сухие ветки, и те трещат, как картошка на сковороде. Ощущает себя Йети. Все Йети вынуждены ошиваться в лесу, не высовывая носа. Половина кардигана уже съедена Распущена. Гот исследует кособокие теремки, но там нет диванов и трупов.
Наконец, ему везёт. Смутный эффект дежавю шевелит его мозги. Парень замечает разбитое окно. То самое, в которое забирался несколько дней назад. Теперь ему предстоит повторить этот нелёгкий манёвр. И никто не будет ему подсоблять.
Встав под ощеренным отверстием, приседает и, как следует оттолкнувшись, прыгает, хватаясь незажившими ладонями за колючее стекло. Стискивает зубы от резкой боли, но не сваливается вниз – висит. Вдохнув, сгибает локти, подтягиваясь. Вваливается в комнату, волоча за собой ноги. Встретившись с полом, умиротворённо отдыхает, но лишь считанные секунды.
Гот поднимает голову, изучая обстановку. Собирая мозаику из рухляди. Смотрит прямо на ветхую софу, но не решается к ней приближаться. Отодвигать её. Разлучить её со стеной, затянутой паутиной. Сейчас его пыльные запутанные волосы очень на неё похожи. Можно смело устраивать игру «Найди десять отличий».
На четвереньках подползает к дивану. Поднимается на ноги, до последнего касаясь пальцами пола. У Гота такое ощущение, словно он готовится развернуть бинты и осмотреть раненую конечность с вываленным мясом. Словно ему необходимо взглянуть на ляжку, к которой приложилась акула.
Вдохнув, отодвигает мебель. Та противно царапает пол. И открывает прекрасный обзор на застывшего мальчишку в кровавой одежде. Гот ощущает себя героем сказки Шварца. Только ему уже не склеить осколки разбитого братишки. Никак его не спасти. Почему в реальности нельзя ничего исправить?
– Я облажался. Извини. Я не со зла, – шепчет Гот.
– Я сожалею. Я хочу вернуть всё назад. Мне уже плевать на признание, – колется Гот.
– Помоги мне успокоиться. Дай мне искупление, – раскаивается Гот.
Только мёртвые не умеют разговаривать. Они умеют молчать.
– Ты позволишь, я тебя обыщу? – вежливо просит разрешения Гот.
И опасливо тянет руку. Так тянутся к зверям в клетке, которые только ждут, чтобы отгрызть хэнд по локоть.
Парень чуть брезгливо стягивает курточку с плеч покойника. Тот не поддаётся. Гот раздевает его как куклу: сначала освобождает один рукав, потом, перекатив Чмо на бок, второй. Поднимает вещь за воротник и обыскивает карманы. Вынимает сложенный блокнот в бледно-коричневых пятнах крови. Полосатая водолазка карманов не предполагает, и Гот больше не исследует парнишку в поисках тайников. Слишком неприятно решето живота. Что ж, Гот постарался и соорудил хорошую поделку.