Я пообещала, да Анита и в самом деле заслужила подробности. Януш тем временем убеждал своего собеседника, что нет необходимости готовить бригаду для перехвата, но одного человека на страже поставить все же не мешало бы, иначе эти здешние полицейские могут быть скомпрометированы перед коллегами из Болеславца.
Зазвонил телефон, чему я очень удивилась, так как не заметила, что он был уже отключен.
Комендант из Болеславца сообщил мне, что они просматривали депозит и обнаружили целых два болгарских блока. Поскольку я последняя копалась в кляссерах, вот он меня и спрашивает, что бы это значило и какой именно блочек меня интересует.
— Тот, что с птицами, — немного растерянно произнесла я.
— Они оба с птицами.
— Но на одном из них птица всего одна, а на другом целых шесть. Я хочу шесть.
— И оба прикрыты этими.., как они.., защитной пленкой, а раньше не были, — упрямо заявил болеславский комендант.
— Наверное, автоматически я позаботилась и о втором, — гнула я свою линию, но тут мне надоело лгать, и я решила признаться. — Нет, скажу правду, так и быть. Второй блочек мой.
Я привезла его затем, чтобы показать панам полицейским, как следует правильно хранить марки, а пан прокурор любезно выдрал из моих рук мою же собственность. Теперь мне придется снова приезжать, чтобы получить свою марку?
— Как желаете. Можно не специально, а как-нибудь при случае. Нам еще надо протокол составить.
Мне пришлось примириться и с протоколом, и с каким-нибудь удобным случаем. Мы с Янушем обменялись унылыми взглядами.
И тут в дверь позвонила, как я и догадалась, Гражинка. Похоже, она побила какой-нибудь автомобильный рекорд на трассе между нашими домами.
— Вот и чудненько, — сказала я, открывая ей дверь. — Не придется повторять два раза. Не знаю, что говорили Янушу, так что пускай он начинает.
Гражинка не возражала, с нетерпением ждала новостей все равно от кого из нас. С тихим стоном она опустилась в кресло и вся превратилась во внимание, а Януш тут же забыл о необходимости соблюдать служебную тайну.
— С полицией Патрик связался по сотовому, так что не удалось установить, откуда звонил, — начал Януш. — Он сказал, что принялся разыскивать Кубу после того, как убедился, что все подозрения сконцентрировались на нем, Патрике. Он не мальчик, прекрасно знает, как следственные власти относятся к таким подозреваемым, как он. Посадят за решетку и станут радоваться, что нашли убийцу. А этот мерзавец, так Патрик выразился о Кубе, будет радоваться, что подставил его. А проживает он, мерзавец Куба, то есть Ксаверий Зубило, на Концертовой улице в однокомнатной квартире Ежи Стемпняка. Так вот, когда полиция Кубу схватит, он сам, Патрик, явится добровольно. Но не раньше.
— А если полиция не схватит? — осторожно поинтересовалась я.
— Он не сказал, что будет тогда. Сказал лишь, что из двух зол предпочитает, чтобы его схватили в Варшаве, а не в Болеславце, потому что в Болеславце нет смысла.
— Знаешь, а ведь он прав. А что с Кристиной Возняк? Ты сказал, она заговорила…
— Заговорила.
— О Патрике? — убитым голосом спросила Гражинка.
— Нет, о Кубусе. Все на него валит. Очень трудно понять истинную суть этого человека, говорит Кристина, ей самой понадобилось не меньше года общения с этим негодяем, обманщиком, пнем бесчувственным, лишенным абсолютно даже капли совести, готовым выдрать последний кусок хлеба у голодного ребенка. Это так она заявила. Но зато, как только у него заведутся денежки, он разбрасывает их с таким форсом, что глаза на лоб лезут. Это тоже ее выражение. Только последний дурак может ему довериться, но, как известно, у нас нет недостатка в последних дураках. И к тому же он трус…
— Но хоть какие-то положительные качества у него имеются? — вырвалось у меня. — Иначе не стала бы эта пани Возняк столько времени водиться с негодяем и трусом.
— О, достоинств у него множество. Как выяснилось из рассказа Возняк, когда живешь с ним — нет никаких проблем, все их решает Кубусь. Жить с ним легко и весело, все хлопоты он берет на себя И так далее. Она назвала полиции несколько фамилий и адресов их общих знакомых, что оказалось чрезвычайно ценным, ибо у Гжеся на Саской Кэмпе Кубы не оказалось.
— Так где же он, черт побери? — не могла скрыть я своего раздражения.
— Ищут, ищут и одновременно пытаются обнаружить отпечатки его рук и ног.
— Разве у Стемпняка на Концертовой нельзя было их найти? — въедливо допытывалась я.
— Пока прокурор еще не выдал ордер на обыск. Прокурор тоже человек, в это время он еще не работает. А кроме того, Патрик вызвал в Болеславце целый переполох, все подозреваемые дружно принялись тут же менять показания.
Оказалось, о Кубе они знали больше, чем сказали, просто не хотели признаваться. До сих пор почему-то при упоминании Кубы у них намертво закрываются рты и молчат они как рыбы, словно чего-то боятся. Или планируют небольшой шантажик.
— Делать им нечего, этим стражам порядка, — рассердилась я. — Цацкаются с преступниками как с тухлыми яйцами. Тоже мне, нашлись блюстители закона, и на шаг боятся преступить его, когда дело этого требует. Эти глины, скажу я тебе, могут взять первого попавшегося взломщика и с его профессиональной помощью запросто войти в квартиру на Концертовой и без ордера… Вот тебе и руки и ноги.
— Умно рассудила! — рассмеялся Януш. — А потом на суде признаются. Так? Какое же это доказательство, если оно добыто незаконным путем?
Но я уже переключилась на другое.
— Погоди, шантажик, говоришь… А, это не ты говорил, но все равно… Слушай, а я догадалась, почему Кубу так долго не могут отыскать. Он не дастся им до тех пор, пока сам не сможет пошантажировать Патрика. Да, да, именно к этому он и стремится, а Патрик скрывается, вот глины и не могут никого из них найти.
— Очень возможно, — согласился со мной Януш. — А как Патрик? Он позволит себя шантажировать?
Мы одновременно взглянули на Гражинку.
Она сидела окаменевшая, словно памятник безутешной печали. Похоже, до сих пор мы говорили лишь очень неприятные для нее вещи.
Пошевелившись, девушка тихонько промолвила:
— Нет, не позволит. Скорее убьет шантажиста.