Второй раз подниматься по лестнице я была не в состоянии. Махнув рукой на прежние планы, я решила запечь курицу просто с яблоками, без начинки, а колбасу сварить и предоставить собственной судьбе. Пусть, кто хочет, ест её с горчицей, майонезом, без ничего или вообще подождёт до завтра, когда хрен как-нибудь будет доставлен в квартиру.
Естественно, все эти мелочи не были той сенсацией, о которой я упомянула выше, просто с них все началось, а так — они не стоят внимания, забудем.
Я успела сунуть курицу в духовку, когда примчался Януш и уже с порога выдал потрясающую весть:
— Зубило поймали!
Я порадовалась, что задумала такой достойный ужин. Правда, Януш не ловил Монтажа-Зубило собственными руками, но информацию поставлял исправно по мере получения, умел собственными силами находить источники, владеющие нужными сведениями, и ловко их извлекать, чем, кстати, славился в своё время, пока не ушёл в отставку. Ну и обо всем докладывал мне. Ни одна полиция мира не разглашает свои служебные тайны, а тут, так уж получилось, следствие велось чуть ли не в моем доме. Нет, Януш, безусловно, заслуживал самого роскошного ужина!
— И что? — ждала я продолжения, не сводя с любимого загоревшихся глаз. — Могу пока приготовить тебе гренки с сыром, остальное придётся немного подождать.
— Гренки с сыром — блестящая мысль. А остальное что?
— Колбаса, запечённая курица… И что? — настырно приставала я.
— Запечённая курица — это ещё более блестящая мысль…
— И ЧТО??? — уже страшным голосом завопила я.
— Как что? Полагаю, мы её съедим… Ладно, ладно, слушай. Он все сваливает на Патрика. Дискету я не мог прихватить, но выслушал запись.
Ксавусь признался в краже брактеата, признался, что был в доме Вероники. И что его зовут Кубой — тоже признался. Вернее, так. На вопрос об имени и фамилии беззаботно назвался Ксаверием Зубило, небрежно добавив, что такой уж у него лёгкий характер, он не мелочный и позволяет людям называть себя так, как им нравится. Хоть Монтажом.
— А как насчёт приездов в Болеславец?
— Начал с признания в одном и постепенно дошёл до шести или семи. Да, останавливался он во время этих приездов у Антония Габрыся, подружился с ним, так почему и не переночевать в его доме? Рассказывая о брактеате, проявил глубочайшее раскаяние в содеянном, однако не преминул деликатно напомнить, что за кражу в семье можно преследовать человека лишь по заявлению семьи и только! Раз в данном случае такого заявления нет, так и преследовать человека не за что. Они уж сами по-семейному во всем разберутся с дядей. Ведь дядя, насколько ему известно, не сообщил в полицию, так и говорить не о чем.
Ну ладно, допустим, в истории с монетой он проявил некоторую.., несдержанность. Дядюшка с этим Фялковским уж слишком долго вёл переговоры, никак не соглашался на продажу брактеата, не шёл ни на какие условия, колебался и сомневался, и конца колебаниям не предвиделось, вот душа племянника и не выдержала, и он счёл своим долгом помочь дядюшке. Как уж мог. Взял монету у дядюшки и отвёз её Фялковскому. Собственно, отвёз, чтобы только показать, пусть старик натешится, посмотрит. А тот при виде монеты воспылал таким желанием её присвоить, так вёл себя — словно с ума сошёл.
Ксавусь с детства боится сумасшедших, а Фялковский выглядел просто ненормальным. Упёрся — не отдаст раритет, оставит себе, деньги совал парню. Что тому оставалось делать? Взял деньги…
— Сколько? — спросила я.
— Три тысячи. Так он сказал.
— Три тысячи? — фыркнула я. — Да брактеат стоит никак не меньше тридцати тысяч. Врёт твой Ксавусь как дикий мерин.
— Как сивый, — поправил меня Януш. — Никто и не сомневается, что он врёт. Мне кажется, оно пригорает…
Вытряхнув гренки на тарелку, я сунула сковороду под кран.
— Ну ладно, что было дальше?
В этот момент брякнул звонок, и в дверях появилась Гражинка. Войдя, так и застыла на пороге кухни, проговорив.
— Я, собственно, приехала за машиной.
И решила на секундочку заглянуть. Не помешаю?
Я встревоженно оглядела девушку. Януш с нацепленным на вилку гренком тоже застыл, глядя на вошедшую.
Было на что посмотреть. Видно было, как девушка изо всех сил старается выглядеть спокойной и даже равнодушной. Плотно сжатыми губами она тщетно пыталась изобразить приветливую и даже милую улыбку. При этом лицо искажалось судорогой, затем каменная неподвижность превращала его в посмертную маску. Да и макияж, которого удостоился лишь один глаз, способствовал общему небанальному выражению. Я испугалась.
— Может, кофе выпьешь? Конечно же, ты не мешаешь.
— Да? — загробным голосом переспросила она. И добавила:
— Охотно выпью.
В ускоренном темпе мы переместились из кухни в комнату, Януш со своими гренками, и я с кофе для Гражинки. Гражинка автоматически прихватила оба стакана с чаем. Кое-как удалось девушку тоже усадить за стол.
— Говори же, говори, — торопила я Януша, продолжая с тревогой следить за Гражиной. — Ты остановился на трех тысячах, одной десятой истинной стоимости брактеата. Так Ксавусь наврал следствию, — это уже в сторону Гражинки.
— А ты уверена, что монета должна стоить тридцать тысяч? — засомневался Януш.
— Столько дали на аукционе за такой же экземпляр несколько лет назад, так что теперь цена может быть намного выше. А что он ещё врал?
В общих чертах дело обстояло так: Ксавусь нехотя признался, что три тысячи у него как-то уж слишком быстро разошлись. Нет, он непременно собирался вернуть их дядюшке, но тот устроил ему такой жуткий скандал, что больше парень о деньгах не заикался. Деньги дяде ни к чему, он требовал возврата монеты, грозил судом Фялковскому и вообще такое устраивал, что на него страшно было смотреть: грозил то с собой покончить, то наложить на племянника страшное проклятие и не пускать его больше на порог своего дома, то вообще неизвестно чем ещё. А Ксавусь очень любит дядюшку, вот он и приложил все усилия, чтобы паршивый брактеат вернулся к дяде.
К сожалению, о признании Ксавуся я узнавала в устном пересказе. А лучше бы получить дискетку с записью. Мне очень не хватало сопутствующих допросу звуков: скрипа стула под подозреваемым, его заикания и пауз, сопровождаемых всякими там гм.., эээ.., мэээ и пр., а также заметок на полях проницательной секретарши о выражении лица подозреваемого или ещё о каких-то его телодвижениях. Очень, очень не хватало этих дополнительных данных.
Я вслух выразила сожаление.
Януш с пониманием воспринял мои претензии. Он внимательно слушал запись, которую сейчас пытался мне пересказать, и добросовестно задумался, стараясь припомнить сопутствующие обстоятельства.
— Судя по звукам на плёнке, — произнёс он, подумав, — с самого начала парню мешало абсолютно все: жёсткий стул, на котором он вертелся без конца, собственное горло, в котором почему-то застревали слова, внезапно одолевающий кашель… Редко какому преступнику удаётся искусно скрывать правду. Ложь вменили ему в вину без колебаний.
— И все равно, лучше бы ты принёс плёнку — Не мог сделать копии. Хочешь знать, что было дальше?
Конечно же, я хотела. Януш продолжил свой отчёт. Он честно старался как можно реже прибегать к пересказу и как можно чаще цитировать слова подозреваемого. Однако сыграть роль Ксавуся полностью все равно не смог. По словам Януша, раскаяние с дискетки лилось рекой, так что на полу образовалась лужа.
Бедный Ксавусь, по его словам, только теперь отдал себе отчёт в том, какую же глупость он совершил, поймите, он очень, очень переживает, от всего сердца сожалеет о содеянном и понимает, что за такое человека должны наказать. Он готов понести наказание, он все понимает, чего уж там, только ведь так некрасиво он поступил из-за желания помочь дядюшке с его нумизматическим раритетом, только об этом и думал, а все остальное из головы вылетело.