Он был настолько зол, что вынужденно Мила замолчала. Ненадолго. Вскоре она снова захныкала.
- Но что это за мера наказания такая с моста водой людей смывать? Мистер Бран, ну ведь не справлюсь я без помощи. Я ведь смогу только ведро возле себя поставить и этой водой нарушителя окатить. Ничего другого.
- Ха, - видимо представив нечто подобное, усмехнулся маг так звонко, что даже на объяснение расщедрился. - Знаете, аир Свон, я готов вам объяснить откуда у этой проблемы ноги растут.
- И откуда?
- Покуда с сего дивного моста округу изо дня в день созерцает во-о-он тот поганец эльф, люди сюда толпами прутся. Они на него, как на диковину, смотреть ходят, а мы за это плату взимаем. А, чтобы сей златонесущий страж никуда не сбежал, то и находиться вблизи него должен кто-то не особо его раздражающий. То есть не отряд солдат, любящих на камнях всякие хулительные рисунки карябать и песни задушевные голосить, а… Поняли кто?
От объяснения Миле нисколько легче не стало. Она уставилась за окошко крошечного каменного домишки, служащего Адаму Брану домом долгие-долгие годы, и, будь в её возможностях такое, красивый златокудрый эльф уже упал бы бездыханным замертво.
- В общем вот. Всё по делу я вам рассказал, так что прощайте.
- Но мистер Бран…
- Прощайте я вам сказал!
Маг с силой хлопнул дверью и, весело насвистывая под нос песенку, направился по дороге к городу. Пешим ходом до него было немногим более полутора часов, а потому подобное не удивляло. Это там бы маг нанял экипаж или просто коня у какого-либо знакомого одолжил… Но Мила подобному могла только завидовать. После ухода Адама Брана она на целых двадцать дней осталась одна. Одна, да ещё в чужом доме. Доме, расположенном на самом отшибе. До ближайшего жилья надо было идти и идти, и от этого мурашки по телу Милы пробежали. Даже несмотря на то, что поспать на настоящей кровати ей не первый год очень и очень хотелось, подобная возможность её ничуть не порадовала. Не порадовали её и оставленные запасы пищи. Адам Бран явно не голодал на своей службе, но Мила понимала, что это была дань его способностям поборами заниматься. Лично её на вторую ночь запросто пришли бы обкрадывать, и дозваться помощи у неё в такой глуши бы не получилось.
- Су-у-ука! – истерично взвыла она в голос и, словно чтобы сделать происходящее ещё драматичнее, вдалеке показалась компания рослых молодцев.
«И это с таких я должна плату взимать? По два медяка с каждого?» - оторопела Мила, но вынужденно всё же взяла с полки положенную ей новым статусом шкатулку с двойным дном. Не иначе, чтобы проходимцы видели только то, насколько скудна дневная добыча, стоило закрыть крышку, как все монеты оказывались в специальном отсеке для хранения. Это была разумная мера предосторожности, но не о ней молодая женщина думала, а о предстоящем ей испытании из испытаний.
Итак, Мила вышла на мост с самым угрюмым видом на свете и перегородила своим худеньким телом дорогу. Дрожала она при этом как осиновый лист.
***
В это время года на летней веранде было очень хорошо. Благодаря правильному архитектурному решению, здесь всегда царила приятная для жаркого полудня тень. Отсюда открывался вид на пруд с лебедями и цветущий сад. Аромат сортовых роз щекотал нос. Солнце сверкало в каплях воды тихо журчащего фонтанчика. Его мраморная чаша была искусной формы и удобна для птиц. Вот ещё одна яркая пичужка присела на бортик и, напившись, запела:
- Фьють-фьють.
Вокруг царил мир. Даже бабочки не боялись садиться на белоснежную скатерть накрытого для фуршета стола. И, глядя на одну из них – нежную голубую красавицу, тревожные речи гостей отца вдруг показались Антуану лишёнными смысла. Вокруг было слишком спокойно, чтобы, будучи на нервах, пить коньяк, курить сигары одну за другой и при этом с беспокойством говорить о приближающейся войне. Однако, он не показал вида, что чем-то недоволен. Вместо этого Антуан продолжил чутко прислушивался к разговору, так как знал, что его ощущение безмятежности только иллюзия.
- … и на захвате этой территории они остановились, - закончил сообщать новости один из гостей Германа Грумберга, прежде чем поправил пенсне и сделал глоток из своего бокала.
На лицах присутствующих отразилась глубокая задумчивость, так как теперь от армии империи Верлонию отделяла только Лавратия – достаточно большое и могущественное королевство. Но раз не так уж уступающая Лавратии по размерам Аркания пала… Да, все присутствующие мужчины глубоко задумались. И всё же сам Антуан был чрезмерно молод, чтобы сдержать себя от вспыльчивых слов. Он и по характеру был горяч, и чтил себя достойным стратегом.