– Даже так!
– Да, малый слабоват. Постовой фамилия его.
– Ладно, идем посмотрим, что там. – Демьяненко двинулся к дому; участковый шел рядом, попутно рассказывая детали, а Березяк жадно осматривался.
Домик был добротным, деревянным, с заботливо проконопаченными углами. На высоком крыльце сидел, глядя перед собой и покачиваясь из стороны в сторону, седой мужчина в темной майке, что-то бормотал.
– Отец, – шепнул участковый.
Когда они вошли в дом, второй помощник участкового Тарас Трошин неловко вскочил с кровати, на которой сидел рядом с худенькой заплаканной женщиной, и неумело отдал честь:
– Здравия желаю! Опрашиваю очевидцев!
– Давай, давай, – недовольно буркнул участковый, рвение помощника не оценивший: демонстрации хороши на митингах, а когда в доме убийство и рядом с тобой себя не помнящие от горя родные погибшего (а тут еще и родные убийцы, по совместительству), свои старания показывать незачем. Сидишь тихонько и сиди, потом будешь похвалы зарабатывать. Трошин это понял и несколько смущенно вернулся к опросу.
Труп старшего брата находился в маленькой, узкой, как пенал, спаленке, на железной кровати. Брат лежал со спокойным лицом, голова чуть повернута влево, на лбу – полотенце. Демьяненко приподнял его и увидел разорванное правое ухо, висок в густой бордовой крови, неестественную неровность поверхности под слипшимися волосами – ну да, пробил голову, еще и ухо повредил.
– А бита где?
– Черт его знает…
– Бита под кроватью, – механическим голосом сказала женщина с дивана. – Я ее спрятала, чтобы он больше никого не ударил.
– Под какой кроватью?
– В спальне.
В большой спальне обнаружилась бита с красно-бордовыми пятнами; трогать ее до приезда следователя не стали, только приказали Трошину следить, чтобы никто из родственников к ней не вздумал прикасаться – а те все прибывали и, хотя в дом их не пускал приказ Лозового, толпились у порога, не расходились.
Трошин дал прочесть объяснение женщине, она подписала его, не читая, а по щекам катились крупные, с горошину, слезы, ее трясло. Это была мать обоих ребят, один из которых лежал мертвый у себя в спальне, а второго вот-вот должны были увезти и отправить за решетку на долгие годы. В ее голове это не укладывалось, она только понимала, что произошла беда – непоправимая, когда уже нельзя ничего исправить, нельзя остановить и вернуть назад время, теперь это – навсегда: убитый старший сын и убийца-младший.
Демьяненко вышел из дома, пообщался недолго с Постовым-младшим, который говорил немного заторможенно, но рассказывал все подробно, сходил в огород, нашел веревку, на которой тот пытался повеситься, указал на нее прибывшему сонному Королеву.
Вместе с Березяком они стали собирать объяснения очевидцев, составлять рапорты, отзваниваться руководству – заниматься обычной рутинной работой.
Была уже глубокая ночь, когда над Приморкой повисла привычная для нее тишина: увезли убийцу, приехала за трупом машина-катафалк, уснула тяжелым сном мать, которой врачи «Скорой» все-таки сделали успокаивающий укол.
– Вот везение! – улыбаясь во весь рот, сказал неслышно подошедший к Демьяненко Вася Березяк. – Второй убой – и второй раскрытый! За это полагается что-нибудь, а, Алексей Валерьевич?
– Полагается, – хмуро ответил Демьяненко, засовывая в свою кожаную папку рапорт и объяснения. Следователь уже успел уехать с места происшествия, и теперь материал нужно было везти ему лично. – Полагается, раз уж мы такие молодцы, напрячься и раскрыть еще и пару грабежей.
– Ну так мы же такие убийства подняли!
– Мы… Ну, раз «мы», то и грабежи поднимем. Поехали. – Он застегнул папку и распрямился. – Третий час, а нам еще в прокуратуру нужно заскочить, материал отдать.
– Так Королев только что здесь был…
– Уехал с жуликом, девяносто первую выписывать. Ему тоже спать хочется.
– А допрашивать он сегодня не будет?
– Вась, откуда я знаю? – поинтересовался Демьяненко, шагая к машине. Коротконогий Березяк едва поспевал за ним. – Это уже дело следователя. Убийцу нашли, до его приезда задержали, – пусть хоть через неделю его допрашивает, если нормы УПК не боится нарушить. Все, наше дело маленькое: завтра еще на выводку съездим, карточки заберем подписанные и забудем, как страшный сон.
– А можно мне на выводку?
– Можно.
– А можно…
– Вася, заткнись, душевно тебя прошу, – устало сказал Демьяненко и открыл переднюю дверцу машину. – Башка и так трещит. Давай завтра поговорим.