Горячие бутерброды с сыром претерпели долгую эволюцию с тех пор, как мама давала мне их в школу на завтрак. Эти выглядели вполне правильными, но в них содержались новомодные продукты, на деле не вполне съедобные. Сыр назывался соярелла. Марджи посолила свой бутерброд и — я это заметила — практически к нему не прикоснулась.
— Как вам нравится ваш новый адвокат? — поинтересовалась она.
Я все еще пропихивала в горло первый кусок, но с энтузиазмом закивала.
— Отличная голова. В колледже у него было прозвище Сумчатый, из-за summa cum laude. Деньги на учебу он заработал уроками, поступил в Вайнделл — и только тут выяснил, что отец пропил все его сбережения. Тогда он перешел в наш бесплатный колледж.
Я еще покивала — зубы слиплись от сояреллы.
— Папаша был тот еще пропойца, единственный алкоголик-еврей на моей памяти.
Я подумала, что тоже не знаю ни одного алкоголика-еврея, но, наверное, где-то такие водятся.
— Он вам показывал фотографии своих детей? — Голос Марджи зазвучал мечтательно. — Замечательные дети.
Я содрала языком липкую пленку с зубов:
— Я познакомилась с его ассистентом, Максом.
— Он нанимает мальчишек, которые похожи на него в молодости: ума палата, а в кармане пусто.
Я дожевала полбутерброда, запила «Кристаллайтом» — цвет у него был в точности как у омывателя для унитаза. Вкус оказался какой-то невнятный, вроде жевательной резинки.
— Офис у него впечатляющий, — сказала я.
— Место просто отличное, — похвалила Марджи. — Чуть не дверь в дверь с самым крутым домом свиданий Нью-Йорка.
Я улыбнулась, поскольку понятия не имела, о чем она говорит и почему, — но мне очень хотелось ей понравиться.
Один из котов скреб когтями обитый тканью столбик в углу комнаты — у меня от этого звука волоски на руках встали дыбом.
— А вы с кем-нибудь встречаетесь? — поинтересовалась Марджи.
Я покачала головой. И зачем-то засунула в рот остатки бутерброда.
— Кто-нибудь подходящий на свете точно есть, — заявила она. — Кто-то замечательный. Вселенная подготавливает его ко встрече с вами. — Она позвенела льдом в стакане. — Ну а теперь поговорим о книге.
Пока Марджи говорила, я сидела не дыша. Любовные сцены показались ей отличными, фон — тоже (она не упомянула о том, что фоном является Онкведо, только под другим названием). Диалоги ей тоже показались отличными.
— Кто бы это ни написал — а мы не узнаем, пока специалисты из «Сотби» нам не расскажут, — у него, чертяки, было великолепное ухо, просто гениальное.
— А что, как вы думаете, будет с этой книгой дальше? — спросила я.
— Про деньги я никогда заранее не загадываю, — предупредила Марджи. — А то крыша поедет. — Она отодвинула бутерброд и закурила. — Беда в том, что там и про любовь, и про бейсбол. Никуда не годное сочетание.
Мы с котами следили, как всплывает вверх кольцо дыма.
— Ему что, трудно было сделать сюжет не таким вялым? — Она затушила едва начатую сигарету об тарелку с нетронутым бутербродом. — Что теперь говорить.
Коты терлись у ее ног. Один вспрыгнул на спинку ее стула и таращился на меня, выгнув спину и поставив хвост трубой — ну чистый ведьмин кот. Хорошо, что ко мне они пока не липнут, но я знала: скоро доберутся и до меня, это только вопрос времени.
Мы встали. Точнее, встала Марджи, а я за ней. Она смерила меня взглядом:
— Когда снова поедете в Нью-Йорк, повидаться с Сумчатым или с ребятами из «Сотби», я ссужу вам свой свитер.
Я решила не говорить, что терпеть не могу кусачую шерсть. Что ни даст мне Марджи, все хорошо.
— Спасибо. И спасибо за обед.
Как же быстро все кончилось…
Да только, похоже, не кончилось. Через гостиную, напоминающую внутренность трейлера, Марджи отвела меня в квадратную комнату со стеклянным потолком. Чтобы войти, ей пришлось открыть деревянные ворота. Здесь были сплошные книжные полки, а еще сиденья возле окон, кресла с подголовниками и читальными лампами и большой письменный стол.
— Это мой кабинет, — сказала Марджи. — Билл отделал его на деньги, которые я заработала на первой большой сделке.
— А какой именно? — спросила я не без опаски, — может, еще рано задавать столь интимные вопросы.
— Еще какой! Вы, наверное, видели такую книжку в мягкой обложке: «Сплю и ем», мемуары.
Снаружи на деревьях висели кормушки. Сквозь закрытые окна проникал птичий щебет.
— Котов я сюда не пускаю, такой тут мяв разведут, пытаясь сцапать птичку.
Я заметила, что пепельниц в кабинете тоже нет.
— Вы что же, не курите, когда работаете? — спросила я. И только тут сообразила, что это очень личный вопрос; впрочем, Марджи не обиделась.
— Я курю, чтобы не есть, — сказала она. — А что до кошек, я их, конечно, люблю, но не терплю их запаха.
Книжные полки вдоль стен были забиты под завязку. На одной стене все корешки были в розовом, алом и золоте — любовные романы.
На стульях возле окон лежали подушки с вышитыми словами. На одной красовалась красная надпись: «Французский поцелуй». Другие я читать побоялась. Вместо этого выразила восхищение стеклянным потолком.
— Не течет, — с гордостью сообщила Марджи. — Если уж Билл что делает, то на совесть.
Похоже, у них был настоящий брак, с полным взаимопониманием.
Я решила, что пора уходить. Надевая куртку, я обнаружила, что с обшлага свисает длинная нитка. Марджи ее тоже заметила.
— Внешний вид имеет немалое значение. — Марджи внимательно смотрела мне в лицо, проверяя, воспринимаю ли я ее слова. — Особенно в Нью-Йорке. В двадцать лет это не столь уж принципиально — в этом возрасте почти все сойдет.
Я слушала и ждала.
— А вот как станешь постарше, тут уже важно выглядеть преуспевающей — чтобы все видели, что свою жизнь ты прожила не зря.
— Да, про свитер… — начала было я.
Она явно ждала этих слов, потому что сразу же нашарила за дверью пакет из химчистки. Полиэтилен зашуршал, и у котов от этого шерсть встала дыбом.
— Просто будьте собой — именно это им и нужно.
— Но зачем я вообще им нужна? — спросила я.
— Вы же нашли эту рукопись, — ответила Марджи. — Если ее признают подлинной, они должны поверить, что вы как раз тот человек, который и мог найти ценную рукопись. По сути говоря, вы продаете им себя.
Уж не знаю, обрадовалась ли я тому, что оказалась выставленной на продажу, но, как только дом Марджи скрылся за поворотом, оставшиеся шесть десятых мили до своего порога я одолела вприпрыжку — а пакет болтался за плечом, как неудачно склеенный воздушный змей.
Инспектор
Вернувшись домой, я дала себе разрешение немножко побездельничать. Постоянно бездельничать плохо, но иногда можно просто почитать романы, даже любовные романы.
Не вставая с дивана, я пробежалась по нескольким самым успешным книгам о любви. В каждой из них речь шла о мужчине и женщине, у которых не было абсолютно никаких показаний к тому, чтобы прожить вместе долгий и счастливый век. Не ведавшие оргазма героини были моложе, мелкотравчатей и беднее героев, которые влюблялись в них и делали их совершенно счастливыми. Будь эти критерии применимы ко всем, мы с персонажем из прошлого составили бы идеальную пару. Были там истории воздаяния, где героиня переходила из состояния «до» в состояние «после» сексуального удовлетворения и даже делала еще один оргастический шаг вперед: полное слияние, сиречь брак. Все это было неприкрытой пропагандой, яростно внушавшей падшим женщинам по всему миру: пусть ты, овечка, и отбилась от стада, ты еще можешь вознестись на небеса на спине — а точнее, на передке — настоящего мужчины.
Что-то в этих романах вызывало желание объесться шоколадом и растлить парочку диванных подушек.
Я не поддалась искушению.
Тут, будто заслышав внутренний зов, прозвонился персонаж из прошлого. Попросил выпить с ним кофе в «Горизонте». В любовных романах влюбленные делятся друг с дружкой самыми потаенными мыслями, но я уже давно пришла к выводу, что с персонажем из прошлого лучше не откровенничать. Потому что к тому моменту, как он со мной заговаривал, он уже успевал прокрутить весь разговор в голове, так что из уст его выходили не столько реплики, сколько изречения.