Марджи вздохнула.
— Как прошло Рождество? — поинтересовалась она.
— Довольно одиноко. Но я познакомилась с симпатичным мужчиной, — вернее, это Матильда, собака, меня познакомила. — Я прижала трубку к другому уху. — Только вот что плохо. Марджи, я все-все-все ему про себя выложила. А теперь жалею, что не попридержала язык. Тут никто обо мне ничего не знает, кроме тебя.
— А мне ты доверяешь? — спросила Марджи.
— Конечно.
— Ну так, может, и ему можно доверять?
— Все, что я о нем знаю, — это что он столяр, разведен и у него тоже мастидог.
— Грег Холдер? Отличный мужик. И собой ничего. — Марджи заговорила почти что своим обычным голосом.
— У нас в следующий четверг свидание. А я не знаю, о чем с ним говорить, Марджи, я ему уже все рассказала.
— Жена ушла от него к другой женщине. Кажется, куда-то в Орегон. Уехала из города на слоноподобном мотоцикле, за рулем сидела лесбиянка, в татуировках с ног до ушей. Весь город сбежался посмотреть на их отъезд.
Марджи все знает.
— Ну, тогда, пожалуй, спрошу его об этом.
— Не смей, — отрезала Марджи.
— Надо думать, ему не нравятся женщины, имеющие независимые взгляды.
— Надо думать, ему не нравятся женщины, меняющие сексуальную ориентацию.
Лед звякнул у нее в стакане.
— А что мне надеть?
— Джинсы. Вызывающий топик. Не слишком вызывающий.
Я слышала, как она ставит посуду в посудомоечную машину.
— А если он поведет меня в дорогой ресторан?
— В Онкведо любая одежка сойдет. — (Да, уж об этом-то я в курсе.) — А что ты ему скажешь о своих жизненных планах?
— Ничего.
— Отличный план. А если у вас будет еще одно свидание?
Об этом я не подумала.
— Что-нибудь придумаю.
— Не сомневаюсь, — сухо сказала Марджи. — Ты давай без выкрутасов, ладно, Барб? Грег Холдер — подходящий мужчина. Скажи ему, что пишешь любовные романы, а там и напиши, как я тебя просила.
— Постараюсь, Марджи.
Вот ведь привязалась с этими любовными романами.
— Иди с ним в недорогое место. Например, в кафе «Сыроед».
— Лопать тофу?
— Ты туда не жрать собралась, Барб.
— Верно, — сказала я, но Марджи уже положила трубку. — Я тебя обожаю, — сказала я, обращаясь к гудку.
Банк и прачечная
В доме свиданий забрезжила вторая неделя. Это все больше и больше походило на работу. Я надела удобные босоножки, разожгла камин. По дороге я заехала в две аптеки и скупила там все персональные массажеры. Кассирша даже не посмотрела на меня, как на ненормальную. Разложила их по спальням. Сосульки, свисавшие с карниза, начали подтаивать под утренним солнцем. Сид подготовил на сегодня трек, который назвал «Любовь во вторник». Мурлыкал Эл Грин, в камине потрескивал огонь, и вот прибыла первая посетительница.
Это была миниатюрная брюнетка, внешности довольно экзотичной для этого городка: черты крупного человека сбились в кучку на крошечном личике. Поначалу я ее не признала, но, когда она заговорила тихим бархатистым голосом, я определила, что это три раза переизбиравшаяся казначейша клуба садоводов и по совместительству жена начальника пожарной службы. На ней был розовый кардиган, в руке — пакет из прачечной и розовый ридикюль. Я назвала ей цену за пятьдесят минут.
— Я не хочу, чтобы он меня трогал. — Она передернулась, потом посмотрела на меня. — Я хочу, чтобы он полностью разделся и собрал с полу эти носки.
Она чуть распустила завязки своего пакета. Я сказала, что цена будет та же, что за полный сеанс высвобождающего массажа (это словечко я подцепила с рекламного щита на выезде из Онанонквита).
— Мне денег не жалко, — сказала она запальчиво. — Если он подберет все по парам, получит жирные чаевые.
Она рывком закрыла пакет.
Я пригласила ее присесть и выпить чаю. Сверилась в кухне с настенным календарем — уж не первое ли сегодня апреля, но на дворе по-прежнему стоял январь.
Хлопнула входная дверь, вошли четверо: Дженсон, Сид, Тим и Эван. Дженсон продемонстрировал свой спектакль с поленьями, но на посетительницу, сидевшую на диване со скрещенными ногами и в плотно застегнутом кардигане, это не произвело никакого впечатления.
Эван был новичком, другом Дженсона. Я еще не рассказала ему про белье (использованное — в корзину, свежее — в шкафу), про секс-игрушки (во втором ящике снизу) и вообще ничего — только кратко предупредила о конфиденциальности, гигиене и изложила основы анатомии. (Я взяла в библиотеке старый видеофильм из серии «Человеческая психология» под названием «Загадка точки „джи“». Сама посмотрела, но фильм был тягомотнее любой подводной эпопеи Жака Кусто.)
Эван выглядел опрятно. Под свежевыглаженными штанами-хаки были аккуратно подвернутые носки — миссис Пожарная Служба отметила эту подробность.
— Эван? — сказала я.
Он улыбнулся, будто только что выиграл в лотерею, и проговорил фривольным тоном:
— Пойдемте.
Она встала, протянула ему свой пакет и чопорно последовала за ним наверх.
Когда за ними затворилась дверь, Дженсон тихонько сказал другим:
— Дамочка с приветом, я таких издалека чую.
Я извинилась и ушла в кухню. Мои сотрудники нравились мне всё больше, и все же в их обществе мне было неловко. Иногда стоило мне на них взглянуть, и я краснела. Поэтому, если у меня не было дел, я старалась держаться в стороне. Решив, что я их не слышу, они возобновили начатую на прошлой неделе дискуссию: какие женщины сексуальнее, толстые или худые?
— Толстым сильнее хочется, — сказал Сид. — Они лучше осознают свои желания.
— Фигня, — ответил Дженсон. — Толстые сублимируют эротические желания едой. Жратва, приятель, притупляет чувства. От нее меньше хочется.
— А ты когда-нибудь трахался на голодный желудок? — поинтересовался Сид. — Конечно нет, — ответил он сам себе.
— Вы, парни, главного не сечете, — сказал Тим. — Самое главное — ощущения.
— Мои? — уточнил Сид. — Я люблю помясистее.
— Да нет, придурок, ее. От этого ее сексуальность и зависит.
Я на кухне едва дышала.
В дверь позвонили, разговор прервался. Я открыла дверь двум дамам — худой и толстой. Толстушка выбрала Сида, чему я от всего сердца порадовалась. Кого выбрала худенькая, я не видела, ушла. Потом соберу с ребят все данные.
День выдался занятой; наконец Тим, Эван и Дженсон уехали. Сид остался — химичил что-то с айподом и музыкальными композициями. Я собирала из корзин белье.
— Слишком тут много белого, — обратился он ко мне через плечо. Он проигрывал какой-то устаревший хип-хоп.
Я нутром чувствовала: Сид хочет попросить прибавки. Я с первого дня обратила внимание на присущую ему некоторую склочность.
— А что, у тебя дома, в Коннектикуте, не так?
— Вам бы еще братишек, — Он смотрел в сторону колонок на каминной полке. Полосатая рубашка выбилась из брюк-хаки. Соотношение между широкими плечами и узкой талией у него было то самое, от которого женщины разом теряют голову.
Я сглотнула слюну, скопившуюся во рту из-за того, что у меня отвисла челюсть. Я знала, что должна проявить авторитет, но я так давно не стояла рядом с человеком, про которого знала с такой непреложностью: у него есть член.
— Знаешь кого-нибудь, кого бы это заинтересовало?
— Одного, может, и заинтересует. Он с физического факультета.
— Что это значит? — Мне удалось закрыть рот; впрочем, Сид на меня не глядел.
Сид нажал какую-то кнопку, и агрессивный рэп смолк. Из колонок полилось что-то печальное, берущее за душу.
— «Ботаник». Вроде меня.
— Кто это поет?
— Натали Уокер.
— Красиво.
— Бабская песня. — Я, видимо, возмущенно фыркнула, потому что Сид счел нужным пояснить: — Полюбил, потом бросил. Скукотища. — Нажимая кнопки, он по-прежнему стоял, повернувшись ко мне идеальной, высокомерной спиной.
— А не боишься, что собрат по духу составит тебе конкуренцию? — поинтересовалась я.
— Вы его не возьмете.
— С чего ты решил? — Меня это начинало злить.