Всесильного господина Петрищева шлепнули быстро и буднично, как глиняную тарелочку на соревнованиях по биатлону – старенький «никон» успел трижды щелкнуть, пока он спиной вперед падал на свой рабочий стол, опрокидывая его вместе со стоявшим на нем компьютером, монитор которого как раз в этот момент взорвался от угодившей в него пули.
Внизу по улице проезжали автомобили и торопились по своим делам озабоченные пешеходы – никто даже не поднял головы туда, где сейчас умирали перепуганные, ничего не понимающие люди. Это объяснялось просто: Зернов отчетливо видел толстые трубы глушителей, навинченные на каждый ствол. Со своего места он насчитал восемь трупов, хотя был уверен, что это далеко не все. Пленка в аппарате кончилась одновременно с завершением бойни. Трясущимися руками Зернов сменил кассету и взял аппарат наизготовку, надеясь заснять момент отбытия банды, но из подъезда так никто и не появился – видимо, убийцы ушли через черный ход, бросив блестящий «крайслер» на произвол судьбы.
«Гриша Бражник мне за эту пленочку задницу в кровь расцелует», – подумал Зернов и резко перегнулся пополам. Его стошнило на кафельную плитку пола, после чего в голове немного прояснилось, хотя вспоротый живот и высоко обнажившиеся ноги молоденькой секретарши продолжали неотступно маячить перед глазами наряду с другими, не менее живописными картинками. Нарочито медленно, стараясь унять крупную дрожь в руках, журналист Зернов сложил в кофр свою аппаратуру и, больше уже не сдерживаясь, сломя голову бросился вниз по лестнице.
– Ты понимаешь, что ты мне принес, блаженный? – спросил следователь городской прокуратуры Григорий Бражник, с отвращением отодвигая от себя неопрятно разъехавшуюся пачку фотографий. Фотографии были цветные, глянцевые, очень четкие и подробные – честно говоря, Бражник предпочел бы, чтобы подробностей было поменьше, поскольку туалет располагался в дальнем конце коридора.
– А что такое? – немного агрессивно спросил Зернов, застегивая сгоряча расстегнутую куртку – в угловом кабинетике Бражника вполне можно было открывать филиал медвытрезвителя, и красновато тлеющий в углу обогреватель ничуть не влиял на температуру в помещении, которая медленно, но уверенно клонилась к минусовой. – А что это у тебя в кабинете такой колотун?
– Колотун… – рассеянно повторил Бражник, снова беря в руки верхнюю фотографию, на которой крупным планом была изображена петрищевская секретарша в падении. – В самом деле, почему? Красивая девочка, – сказал он, кладя фотографию на место. – Жалко.
– Это все, что ты можешь сказать? – спросил Зернов.
– Ага, – как-то безучастно подтвердил Бражник. – Все.
– Ну, знаешь, – Зернов даже задохнулся от возмущения. – Я, конечно, понимаю, что это расследование немного опаснее, чем дознание по поводу недостачи полутора килограммов чайной колбасы в каком-нибудь гастрономе…
– Уймись, – сказал ему Бражник, – и послушай меня.
Шурша целлофаном, он вынул из пачки кривую, смятую сигарету и с видимым отвращением прикурил от рефлектора, рискуя подпалить свою разбойничью бороду.
– Ну? – непримиримо спросил Зернов.
– Хрен гну. Выпить хочешь? – неожиданно спросил Бражник.
– Да пошел ты… Впрочем, давай.
Бражник нырнул под стол, покопался в тумбе, звеня стеклом и по-стариковски покряхтывая, выставил перед Зерновым початую бутылку водки и два стакана.
– Так-то ты бережешь мирный сон россиян? – укоризненно спросил Зернов.
– Беречь сон россиян – работа нашей доблестной ментовки, – огрызнулся Бражник, наполняя стаканы. – Давай выпьем за то, чтобы каждый из нас как следует выполнял свою собственную работу и не совался без спросу в чужой огород.
Зернов замер, не донеся стакан до рта.
– Гриша, – сказал он, – мне не нравится этот тост.
– Не нравится этот – скажи другой, – покладисто согласился Бражник. – Только давай, ради бога, выпьем и оставим этот бесполезный разговор.
Зернов со стуком поставил стакан на стол.
– Почему же это он бесполезный? – сдерживая гнев, спросил он.
– А нельзя ли без демонстраций? – скривился Бражник. – Ну, чего ты привязался? Ты же сам говорил, что Петрищев – сволочь. Туда ему и дорога.
Он проглотил водку, даже не поморщившись, как воду, и тут же налил себе снова.
– Ну, – спросил он, – ты пить-то будешь?
– Гриша, – сказал Зернов, – что с тобой? На этих фотографиях восемь трупов, то есть на семь больше, чем я хотел бы видеть, даже если бы желал Петрищеву смерти. Я понятия не имею, сколько их там на самом деле…
– Четырнадцать, – внимательно разглядывая покрытый узором трещин, отсыревший потолок, сказал Бражник.
– Что? Так ты что же, в курсе?
– А ты что думал? Тоже мне, Нат Пинкертон…
– Тогда я не понимаю, – в запальчивости Зернов опрокинул в себя стакан и мучительно закашлялся – как видно, водка попала не в то горло. – Не понимаю, – просипел он сквозь кашель, – ведь я же принес тебе материалы, доказательства по этому делу…
– Материалы, – скривился Бражник, – доказательства… Да пойми ты, голова еловая, что доказательства есть, а дела нету!
– Как это? – удивился Зернов, разом переставая кашлять.
– А вот так. Банк закрыт на ревизию в связи с обнаруженными нарушениями в делопроизводстве.
Президент правления и некоторые сотрудники банка задержаны для дачи показаний. Никакой стрельбы и никаких трупов там и в помине не было. Ты меня понял?
– КГБ, – с отвращением сказал Зернов.
– Не КГБ, а ФСБ, – поправил Бражник, старательно глядя в сторону.
– ГПУ, – процедил сквозь зубы журналист. – НКВД. Дефензива. Гестапо, мать-перемать.., инквизиторы хреновы…
– Именно, – кивнул Бражник. – Поэтому уничтожь фотографии и негативы и держись в стороне от всего этого дерьма.
– Сука, – сказал ему Зернов.
– Возможно, – равнодушно согласился Бражник.
Зернов вдруг перегнулся через стол и, схватив фотографии, сунул всю пачку под нос приятелю.
– Ты посмотри на это! – срывающимся голосом выкрикнул он. – Посмотри! Почти все эти люди ни в чем не были виноваты! Ты понимаешь – ни в чем!
Неужели ты позволишь замять это дело?
– Не ори! – крикнул Бражник и грохнул кулаком по столу. – Думаешь, у тебя одного совесть есть? Только у меня, помимо совести, есть еще и семья… И инстинкт самосохранения, между прочим!
– Это так серьезно? – тихо спросил Зернов.
– Ты что, дурак? – остывая, пожал плечами Бражник. – Ты собственные фотографии видел? Чем ты лучше тех, кто на них изображен?
Они немного помолчали, ожесточенно дымя сигаретами и избегая встречаться взглядами. Бражник раздавил окурок в пепельнице, поскреб бороду и, взяв фотографии со стола, сбил их в аккуратную пачку.
– Ты это кому-нибудь показывал? – спросил он.
Зернов отрицательно покачал головой.
– Говорил кому-нибудь?
– Только паре человек у себя в редакции.
– Ч-черт. Ты что, совсем ничего не соображаешь?
– Брось, Гриша, – сказал Зернов, – это уже напоминает манию преследования.
– Вот как? Поверь, это было бы лучше для тебя… да и для меня тоже. Ты не мог бы уехать куда-нибудь на некоторое время?
– Не думаю, что в этом есть необходимость, – пожал плечами Зернов, – но если ты настаиваешь…
– Да, – жестко сказал Бражник, – настаиваю.
– Как скажешь. Но что это даст?
– Это даст мне время и свободу действий. По крайней мере, не придется заботиться еще и о твоей драгоценной персоне.
– Так ты хочешь…
– Да, – медленно, словно все еще продолжая колебаться, произнес Бражник. – Вот именно – я хочу. Давай-ка выпьем.
Зернов подставил стакан, Бражник твердой рукой разлил остатки водки, и через несколько минут журналист Дмитрий Зернов покинул здание городской прокуратуры, не подозревая, что виделся со своим старинным приятелем в последний раз.
Глава 6
Три дня поисков ничего не дали. Люди, изображенные на снимках, полученных Бражником от Зернова, не значились ни в одной картотеке, не проходили ни по одному уголовному делу – их словно вообще не существовало в природе, хотя Григорий Бражник был уверен, что расстрел персонала правления банка «Икар» – далеко не первая акция, проведенная этими людьми. Для новичков они действовали чересчур профессионально.