– Ты давай про тубус, про тубус… – сказала Катька.
– Да не знаю я, где он, этот тубус! – выкрикнула я, окончательно переходя на рев. – Я уже когда на твоем углу вылезла, смотрю – нет! Нет его! Ы-ы-ы… А где он пропал, в каком автобусе, на какой пересадке, никто не знает. Кроме, разве что, неизвестного солдата! Ы-ы-ы…
– Да ладно, не реви ты так, – испуганно выдохнула Катька. – Черт с ним, с тубусом. Черт с ней, с курсовой. Новую нарисуем.
Но меня уже несло по кочкам истерики. Начав ее из чисто тактических соображений, я вдруг осознала, что совершенно не владею собой. Что не я управляю своим якобы наигранным отчаянием, а оно мною. И, конечно, дело тут было вовсе не в тубусе. Меня трясло, будто я сидела не у себя на кухне, а на том проклятом диванчике, вынесенном не то из ЖЭКа, не то из поликлиники. Я буквально вибрировала от ужаса, от ненависти, от обиды. Красненькая клеенка на столе растекалась в моих глазах лужей дымящейся крови, а перевернутая кастрюля на плите казалась лысиной круглолицего шутника. «Кр-р-р… – слышала я его влажный булькающий хрип. – Кр-р-р…»
Катька что-то кричала в трубку, но я не слышала ничего, кроме звука чавкающей грязи под окном, кроме оглушительного звонка – неприятного, сверлящего, с вывертом. Не знаю, что было бы со мной дальше, если бы не собака. Бима молнией, скорой помощью влетела в кухню, бросилась мне на грудь, лихорадочно заработала языком – по лицу, по рукам, по шее: «Очнись, подруга, я здесь, я с тобою, всё вылижу, от всего очищу, от всего спасу… вот так… вот так…»
– Спасибо, Бимуля, – бормотала я, продавливая слова вместе с дыханием сквозь перехваченное спазмом горло, постепенно справляясь с истерикой, заталкивая рыдания назад в сердце – или откуда они там лезут… – Спасибо, девочка, спасибо милая… Да отстань ты уже, сучка невозможная, все лицо измусолила, хоть снова под душ…
Бима послушно уселась рядом, сунула голову мне в колени, уставилась сочувственно. Я глубоко вздохнула и осмотрелась. Трубка лежала на столе, издавая короткие тревожные гудки. Как видно, в какой-то момент я прервала разговор, нажав на рычаг. Бедная Катька – должно быть, перепугана насмерть. А мама? Вот будет номер, если она что-то слышала… На цыпочках я добралась до маминой комнаты: слава Богу, спит. Помогла таблетка.
Я умылась и вернулась в кухню. Надо перезвонить Катьке, успокоить.
– Надо позвонить Катьке, – сказала я вслух, пробуя голос на твердость.
Вроде в порядке, не прерывается, не замирает на полуслове, не взмывает в истерические выси. Я снова набрала номер.
– Катюня?
– Что с тобой, Санечка?
– Ты уж прости меня, дуру. Напугала тебя, да?
– Слушай, черт с ним, с курсовым, – твердо сказала Катька. – Не стоит он того. Это у тебя, наверно, время такое нервное. Нарисуем заново, не переживай.
– Конечно, Катюня. Черновики-то есть. Я до послезавтра все восстановлю, там не так уж и много.
– Зачем? – запротестовала она. – Вместе восстановим.
– Нет-нет, у тебя ведь еще зачеты… – теперь я уже чувствовала, что совсем успокоилась. – Я справлюсь, ерунда. Черчение полезно для нервов.
– Да что ты? – засмеялась Катька. – А меня вот наоборот нервирует… Слушай, давай я тебя отвлеку немножко. У нас тут во дворе такое… Я вот прямо сейчас в окно смотрю. Милиции нагнали видимо-невидимо. Одних ПМГ – раз, два… – целых шесть штук, и еще три «скорые помощи», представляешь? Оцепили в соседнем доме парадняк, никого не впускают, не выпускают. Народ стоит, смотрит. Прямо кино какое-то.
Пол поплыл у меня под ногами.
– А что там, неизвестно?
– Говорят, зарезали пятерых.
– Пятерых?
– Ага. Говорят, серийный убийца. В окно влез и всех порешил, топором. Представляешь? Там первый этаж, как у меня. Не знаю, как я теперь спать буду. Хотя нас-то в квартире семеро – пока он до меня со своим топором доберется, уже утро настанет. Ха-ха… Алло, Санька, ты куда пропала?
– Я здесь, Катюня, – вяло ответила я. – Ты меня прости, мне тут надо…
– Иди, иди, – заторопилась Катька. – Главное, отдохни и успокойся. Как-нибудь переживем. А лучше всего ложись спать. Утро вечера мудренее. Я вон вчера за задержку переживала, а сегодня – бац! – раскололась. Все чистенько и никаких щенков. Не то что твоя Бимуля. Ну, что ты молчишь? Могла бы и поздравить подругу.
– Поздравляю…
– Поздравляю… – передразнила она. – Ох, Санька, Санька… Ладно, иди спать. Завтра позвоню. Пока.