Выключив свет и отходя ко сну, спросил как то Ухов Шкловского о смысле жизни. Ради чего и как прожить, как он думает? Шкловский ответил, что надо просто пожить для себя, а общественная польза, идеалы – все это для дураков. Ухов соглашался. Что значит для себя? – недоумевал Лёня, лежавший между ними на раскладушке. – Опять мещанское вращение вокруг тела: поесть, поспать, машина, дачка? Не то чтобы он был идеалистом, он и сам видел, что реальная жизнь и коммунизм – две вещи несовместные. Но надо же совершить нечто яркое: полететь в космос, спуститься в Марианскую впадину или хотя бы сделаться скандальным поэтом!
Буржуем прозвал Ухова Француз, и, как видно, не только за солидное телосложение.
Однажды, когда все улеглись, приоткрылась дверь, впустив немного света из коридора, и восточный человек с акцентом спросил: «Ухов здесь живет»? «Здесь», – отозвался Ухов. «Выйди, пожалуйста, на минуту». Алексей стал надевать брюки. Почуяв неладное, Соломин последовал его примеру. Студент-азербайджанец предложил спуститься в вестибюль. Пока спускались с 4-го этажа на 1-ый, к ним присоединились еще несколько студентов. В вестибюле собралось человек 10-15 русских и восточных людей. Пахнет коллективной драчкой! – подумал Лёня. – Причем, драчкой по национальному признаку.
– Ты назвал его чуркой? – спросил Ухова красивый азер по имени Фархад, указав на младшего соплеменника.
– Ну, допустим, – сказал тот.
– А-а-а! – хором крикнули Фархад и стоявший рядом с ним армянин Самвел и вытащили 4 ножа – в каждой руке по ножу.
Ни хрена себе! – подумал Лёня. Алексей Ухов бросился по коридору и по лестнице на второй этаж, где находились аудитории. За ним – вооруженная пара и все остальные, в том числе невесть откуда взявшиеся, кричавшие девушки.
Кажется, кавказцы решили устроить спектакль устрашения и не собирались доводить дело до крови. Поэтому, попрепиравшись, они дали девушкам увести Алексея. Ушли и сами.
– Что они, драться не умеют!? – сказал все еще возбужденный Леонид какой-то девице. – Сразу за ножи хватаются. Это же уголовщина!
Девица неопределенно усмехнулась.
Позднее, на пятом курсе, произошел другой «национальный» случай.
Француз и Солома приняли на грудь, да не хватило. Время позднее, магазины закрыты, к таксистам идти неохота, да и денег нет. «Пойду, у баб одеколон поищу», – сказал Француз. И вскоре вернулся с флаконом «Ландыша». Вылили они его в железную кружку, разбавили в умывалке водой из-под крана – получился напиток, похожий на молоко. Испили они молока от дурной коровы, сидят между умывалкой и туалетом, курят. И тут к ним юный азер привязался. Лёня так и не понял, чем тот недоволен. Напирает, понимаешь, и словом и телом на старших русских товарищей.
Мы – ему: успокойся, тебя ведь не трогают, вот и иди своей дорогой. А он ни в какую, наверно, вообразил, что мы струсили. И продолжает тянуть то на меня, то на Француза. Тогда я решил использовать последний психологический аргумент: иди, говорю, ты победил, только отстань и иди. Но такая победа не устроила смуглого брата. Наседает, что с ним будешь делать! Пришлось съездить ему в ухо. Он, было, кинулся на меня, но Француз прижал его к стене. Вот когда он успокоился. И ушел. И пожаловался старшим соплеменникам.
Через несколько дней сосед по комнате Аркаша Фалов сообщил Соломину, что его спрашивали азербайджанцы. Лёня был к этому готов. Он ждал приятной встречи, но встреча так и не состоялась. То ли жалобщик что-то недоговорил, не указал конкретно человека, нанесшего ему правый боковой, то ли засовестился (сам ведь нарвался), рассказал, как было дело, и попросил не трогать Соломина.
Лёня шел по коридору. Из своей комнаты вышел человек, отмеченный им в ухо. Они встретились глазами, но не сказали друг другу ни слова. Лёня чувствовал, как тот провожает его взглядом. Во взгляде азербайджанца было уважение и удивление. Казалось, он не ожидал, что среди русских попадаются благородные и смелые люди.
13. Осколки
Филологи зашли поужинать в самый близкий от их места жительства ресторан – ресторан на вокзале Пермь II. Гардеробщица и, видимо, по совместительству швейцар раздела всех, кроме одного студента.
– Тебе нельзя, – сказала она ему, – ты несовершеннолетний.
Лёня возмутился: да я студент 3-го курса, да мне 20 лет! Но не случилось у него с собой ни паспорта, ни ученического билета. Однако друзья помогли ему отбиться от гардеробщицы.