20. Башков
– Поехали к Башкову; он приглашал, – предложил подвыпившей компании Андрей Беленький.
Соломин не был знаком с Башковым, знал только, что тот – филолог курсом постарше, и интересуется поэзией как литературный критик. Но за компанию почему бы не поехать.
Начинающий критик встретил трех поэтов радушно. С женой они быстро накрыли стол. Когда сели и разговорились, Лёня заметил, что язык у Башкова весьма подвешен, шпарит как по писанному, ни в чем не сомневаясь. Губы тонкие, словно поджатые, глаза водянисты и подвижны. Вот какие они, критики! – подумал Леонид. – Тут над каждым словом трясешься, подержишь-подержишь да и выбросишь – не годится слово. Не говоря уж о мысли; все время вспоминаешь тютчевское: мысль изреченная есть ложь, – и боишься наврать. А этот вещает, как пророк, и возрази ему, попробуй! Он-то, наверняка, знает, как жить и что делать, и сделает себе карьеру, уже коммунист, поди. И точно, Башков вступил уже в партию.
Словно реагируя на ход лёниного размышления, разговор неожиданно с поэтической темы перескочил на политическую. Критик утверждал, что коммунизм исторически неизбежен, и доказывал, как да почему. Лёня попытался было заспорить, бормоча что-то о совершенном идеале и несовершенстве людей. «Вот если бы все разом вдруг сделались сознательными»… – говорил он. Однако, пьющий второй день, он не смог противостоять натиску человека, знающего меру, человека подкованного, ловко использующего книжные аргументы и выкладки.
Хозяин предложил гостям посмотреть книги. Лёня не пошел. Он сидел за столом один и злился. Злился на Башкова, на себя и на то, что так быстро кончилась водка.
Позднее, на трезвую голову, он мысленно продолжил спор с критиком, рассуждая примерно так. Вот говорят о равенстве и братстве. Но какое может быть равенство, тем более братство, если люди такие разные. И дело не в том, что одни занимаются умственным, а другие физическим трудом, одни образованные, а другие не очень (хотя и тут уже официальный лозунг дает сбой), – а дело в том, что люди разнятся по степени нравственности. Одни живут и работают честно, а другие (себе на уме) ловчат, ищут легких путей и, часто находясь в первых рядах строителей коммунизма, на поверку просто хотят пожить для себя. «Рыба гниет с головы», – вспомнил Лёня поговорку, которую любил повторять его отец, человек рабочий. А рабочий человек – он тоже не дурак. Он уже не верит ни власти, ни интеллигенции. Он видит, что, пока он таскает камни и кладет кирпичи в братское здание, некоторые «братья» прохлаждаются в тенечке. И тогда с оскорбленным чувством справедливости он устраивает перекуры, а то и перепои, которые случаются все чаще. И хотя прораб ежемесячно рапортует наверх, что все идет по плану, что дом растет, на самом деле едва возведен подвал, и тот уже почти развалился от дождя и холода невнимания. Вавилонская башня не была разрушена, она просто не была построена. В легенде о ней все поставлено с ног на голову. Будто бы ревнивый бог, не захотев пускать людей к себе на небо, смешал их наречия, и они, перестав понимать друг друга, развалили сооружение. На самом деле бог был бы только рад, если бы люди сравнялись с ним в божественности. И незачем ему было ломать то, чего итак никогда не было, а именно всеобщего взаимопонимания, взаимопомощи и, что называется, любви к ближнему.
Или взять другой коммунистический лозунг: от каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Ну, не чепуха ли? Ведь давно известно: чем меньше у человека способностей, тем больше он хочет потреблять. Эдак какой-нибудь дворник у нас будет жить лучше профессора. И дело не ограничится материальным преимуществом. Разбогатев, дворник бросит метлу и, как старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке», захочет повелевать, полезет во власть предержащие структуры. Тут-то и сбудется большевистское пророчество: кто был ничем, тот станет всем.
Все эти размышления придут Соломину на ум позднее. Пока же он, сидя в гостях у Башкова, чувствовал себя, как та собака, которая всё понимает, да не умеет сказать. К чести его, однако, надо заметить, что чутье на людей не подвело его. И когда идеи коммунизма сильно упадут в цене, товарищ Башков быстро бросит их и начнет пропагандировать нечто противоположное – модернистскую (читай: не советскую) поэзию, в которой, несмотря на замысловатость и туманность, все упирается в индивида, посылающего на три буквы коллектив, а иногда и весь мир.
21. «Не наш человек»
Молодые люди, он и она, вошли в плацкартный вагон поезда «Пермь–Соликамск». Вскоре вокзал и перрон за окном, окутанные морозом, поползли вправо. Проводница начала обход пассажиров, собирая билеты и по рублю за постельное белье. Постелив себе и жене, юноша вышел в тамбур покурить. Было 23 часа местного времени. Поезд приходил в Копиград около 7-ми утра, и следовало бы лечь, но юноше спать не хотелось. Был немного возбужден он.