24. Лагерь
Лёня заметил, что детство и отрочество его тянулось долго, а студенческие годы быстро пролетели. Причиной тому – их насыщенность: приходилось много учиться, много общаться с друзьями, так что и на стихи времени почти не оставалось. Но насыщенные годы тяжелы: один трех стоит, – и Соломин был где-то рад, что они кончились. Он вышел из университета с дипломом, с нездоровым животом и расшатанными нервами.
Прямо в лагерь попал он из университета. Не пугайтесь: не в тот лагерь, а в другой. Помните анекдот? Стоит пионер на автобусной остановке. К нему подходит зэк. «Пацан, ты откуда»? – спрашивает. «Из лагеря». «О! – удивляется зэк. – И я из лагеря… А куда ты»? «К бабе». «О, и я к бабе»! И так далее… Да-а, богат и многогранен русский язык! Удивительно ли, что иностранцы нас не понимают.
Не в пионерский и не в «зональный» лагерь попал Леонид. А в военный. Работала при ВУЗе военная кафедра, и учеба на ней завершалась трехмесячными сборами, чтобы, значит, выпускники, перед тем как получить билеты офицеров запаса, попрактиковались, понюхали маненько походной жизни. Конечно, эта жизнь не шла ни в какое сравнение с армейской – ни по срочности, ни по тяжести, ни по так называемым неуставным отношениям. Поэтому мы пройдемся по ней бегло, используя прием быстрой смены кадров.
Вот начальник кафедры, полковник Щукин, построил курсантов-выпускников на плацу перед зданием кафедры на предмет осмотра внешнего вида. Несколько человек по его приказу вышли из строя и поспешили в ближайшую парикмахерскую снимать лишние сантиметры растительности со своих неуставных голов. Среди них был и Соломин. Он постригся наголо, хотя этого не требовалось и хотя раньше такого с собой не делал. Но сегодня «бермудно» и равнодушно ему было. Почему? Да всё потому же. Вся повесть, можно сказать, об этом. Любил он жизнь яркую, веселую, праздничную, а за праздники надо платить. Погрузились они, веселые и хмурые, в военные крытые брезентом машины и поехали за семь верст от города в лагерь, находящийся между Пермью и Голым Мысом.
Нет, зря все-таки людей стригут (или сами они стригутся) под ноль! Ведь такая с позволения сказать прическа катастрофически уменьшает, сводит к нулю и внутреннее содержание человека. Взять, например, тюрьму. Ну, разве можно граждан и без того разболтанных, пришедших туда без нравственного, так сказать, стержня, эдак-то вот болванить!? Мы уже говорили и не устанем повторять: надо стричь зэков с челочкой, как в нашу детсадовскую бытность. Как сразу преобразятся, расцветут их суровые пустынные лица! Как вслед за ними вспомнят-вернутся в золотое детство их ожесточенные сердца! В детство, где мир прекрасен и все люди – братья. А если добавить к челочкам благородных воспитательниц, умеющих увлечь за собой к творчеству и созиданию – о! – сколь изменятся наши тюрьмы, сколь станут соответствовать они своей цели – воспитывать и исправлять! Дело кончится тем, что в тюрьмах станет светлее и нравственней, чем на свободе, и вольные люди потянутся в сии учреждения, ибо рыба ищет, где глубже, а человек – где чище.
В большом палаточном шатре солдаты срочной службы выдали курсантам обмундирование. Один выдавал сапоги и портянки, другой – штаны и гимнастерки, третий – пилотки, четвертый – противогазы. Называешь размер ноги или головы – получаешь соответствующую вещь. Противогаз Лёня получил номер один, самый маленький. Но он не огорчался из-за своей мини-черепушки; он знал, что разум измеряется не объемом серого вещества, а количеством в нем извилин. И выходит, что извилист и непредсказуем путь разума. Переоделись экс-студенты, стали как один, а в противогазах так вообще не поймешь, кто есть кто. Получили они палатки: палатку – на отделение. Установили, стали жить.
В 7 утра подъем, пробежка с голым торсом и физические упражнения. Затем – туалет (количество умывальников и очков в сортире согласно уставу). В 8 часов завтрак. К 9-ти подъезжают товарищи офицеры, начинаются занятия. Вот выходят курсанты в поля, ориентируются на местности (слева – овраг, справа – лесок, прямо – кривая береза), взвод, короткими перебежками вперед! – наступают. Вот, обозначив саперными лопатками окоп, ведут они оборону. Вот уже в настоящем окопчике нужно переждать, пока над тобой проедет танк, и бросить ему в задницу деревянную гранату. Не для слабонервных упражненьице. И хотя окопчик специально укреплен, забетонирован (чего в реальном бою не бывает), грохот махины над тобой навсегда заставляет тебя разлюбить яйца всмятку. А вот захватывающее занятие – вождение. В качестве учебных машин использовались списанные БТРы выпуска 40-х годов. Понятное дело, они часто ломались. Но покопается в моторе солдатик-водитель, закрепленный за данной единицей техники, и снова стальной приземистый «гроб» задвигается рывками по проселочному пути под управлением неопытного курсанта.