В Зале Совета в креслах расположились дворяне, которых покойный Манчелу, якобы назначил в регентский совет — ее судьи. У окна, оградили место для короля. Напротив еще одно огороженное место — для нее. У стены, между этими двумя полюсами — место обвинителя. Мирела не взглянула на него, также как на опекунский совет, — прошествовала к своему месту. На какое-то время все стихло в ожидании, когда король Еглон займет свое место. Он не задержался. Стукнули копья стражи, герольд провозгласил:
— Его величество, Еглон Второй.
Все поднялись, и Мирела была первая. С кротким достоинством, она наблюдала, как прошествовал к своему трону брат в сопровождении стражи. На сестру он даже не взглянул. И хотя его место расположили напротив подсудимой, смотрел он как бы сквозь принцессу. Но девушку это не смутило: она приготовила себя к самому худшему.
Суд начался. Вчера она еще раз отказалась от защитника. Граф Огад зачитывал обвинения громко и выразительно. Что только ни вменялось ей: дерзость, потакание врагам государства, укрытие преступников, побуждение к мятежу сначала против короля Манчелу, а потом против короля Еглона, бунт против Святой церкви… Принцесса отвечала спокойно и твердо и обращалась исключительно к королю. Она сама обличала присутствующих.
— Вряд ли в Кашшафе найдется более смиренная подданная его величества, — говорила она брату. — Я смиренно прошу проявить уважение к моей вере, в которой я родилась и выросла. Я не из тех, кто верит в Эль-Элиона по приказу. Моя вера неизменна и точно так же неизменна моя любовь и почитание короля.
— Вы бунтуете сейчас так же как бунтовали и против отца, достойного короля Манчелу, — обвинитель потерял терпение. — Если бы не ваше упрямство, на юге не начались бы восстания. Это вы своими поступками подтолкнули их к неповиновению.
— Вы недостойны упоминать имя моего отца, — Мирела тоже начала горячиться. — Он больше заботился о благе страны, чем все вы вместе взятые, и никогда не приписывал мне поступков, которых я не совершала.
Несмотря на то, что уже почти два часа она стояла на ногах, принцесса не чувствовала усталости, она разрумянилась, глаза ее блестели — никогда еще она не была так хороша, как сейчас.
— Моя леди, — возмутился один из судей. — Кажется, вы хотите нас оболгать перед его величеством?
— Я никого не хотела обвинять, — постаралась успокоиться Мирела. — Я хотела сказать правду, какой ее вижу.
— Вы утверждаете, что никогда не желали зла королю, что вы смиренная подданная его величества. А что вы скажете на это?
Самые серьезные обвинения палачи — иначе Мирела не могла их назвать — оставили напоследок. В зал ввели Векиру. Девушка была тщательно одета и причесана, но выглядела бледной и безжизненной. Она еле слышно произносила обвинения, не глядя на госпожу. Несколько раз ее просили говорить громче. Когда она умолкла, в зале воцарилась тишина.
Граф Огад поблагодарил горничную, и ее вывели из зала.
— Что вы скажете в свое оправдание? — задали вопрос принцессе. — Вы имели общение с бунтовщиком и заговорщиком Рекемом Бернтом.
— Я имела общение с человеком, который ходатайствовал перед королем Манчелу о помиловании своей матери. Тех слов, что передает эта девушка, я ни разу от него не слышала.
— Итак, вы не отрицаете, что беседовали с ним. Вы передавали через него письмо королю Лейна?
— Да, я передавала письмо кузену. Умерла моя мать, а я тяжело заболела, я была уверена, что…
— Довольно оправданий. Теперь ваша вина ни у кого не вызывает сомнений. Если раньше еще могло показаться, что вы всего лишь по неразумию вдохновили мятежников на страшное преступление — убийство короля — то теперь не остается сомнений, что вы делали это осознанно и стояли во главе заговора, — обвинитель повернулся к судьям и провозгласил. — Судите же по всей строгости закона. Не смотрите на благочестивую внешность — под ней скрывается не только неповиновение королю, поставленному на царство Эль-Элионом, но очерствевшее сердце, готовое убить собственного отца, чтобы добиться власти. Со временем она пожелает точно также убить и своего брата.
— Чтобы выдвигать такие обвинения, — воскликнула Мирела, — надо видеть письмо, которое я написала в Лейн. Я никогда не желала смерти королю!
— Вряд ли мы сможем добыть такую улику, хотя она была бы очень к месту сейчас. Но мы имеем свидетеля, который читал это письмо, и не будет лгать. Она осознала всю преступность ваших замыслов и искупила свою вину чистосердечным признанием.