— Яви силу Свою… — начала Мирела молиться беззвучно, но тут в комнату вбежала Векира.
— Радость-то какая! — воскликнула она. — Отец Узиил приехал от вашей матушки.
Мирела вскочила. Вот оно: не зря же написано, что Эль-Элион слышит молитвы раньше, чем человек их произносит. Эль-Элион не покинул ее, Он поможет в этих испытаниях.
— Где же он, Векира? — бросилась она к девушке.
— Идет, уже идет! И граф Даут разрешил поговорить и даже этих противных мордоворотов от вашей двери убрал. Даут-то он не такой страшный. Ему король, наверно, и не разрешал ничего такого с вами делать, вот он и испугался, что у вас столько защитников.
Мирела сильно сомневалась в этих словах. Вряд ли Даут будет делать что-то по собственному произволу. Он снова задумал какую-то подлость, но она устала бояться и ожидать худшего. Сейчас она очень хотела встретиться с духовником матери.
Вошел старик с длинной серебряной бородой и волосами, в длинном красном облачении. Девушка вскрикнула от радости и склонилась на колени:
— Отец Узиил!
Старик коснулся ее лба узловатыми пальцами.
— Да благословит тебя Эль-Элион, дочь моя. Встань, милая. Я приехал к тебе с печальными известиями.
Мирела тут же вскочила с колен, тревожно вглядываясь в Узиила.
— Садитесь, отец, — она указала на стул, на котором только что сидела. Священник тяжело опустился. Принцесса уселась у его ног на маленькой деревянной подставке для ног. Она взяла священника за руку и с мольбой посмотрела на него.
— Вы привезли мне письмо от матери? Отец Иавин давно уехал к вам, я не знала, почему он так долго задерживается…
Духовник Узиил неотрывно находился рядом с королевой с того дня, как король Манчелу удалил ее от двора, чтобы жениться на молодой любовнице. Он долгие годы был ее утешением и поддержкой и отправился вместе с ней в ссылку. От королевы требовали одного: чтобы она признала свой брак с Манчелу незаконным. Такого же признания требовали от принцессы. Женщины, полностью зависящие от прихоти монарха, проявили строптивость, за это он заключил обоих под стражу. Замки, где их содержали, находились в двух шаврах* друг от друга, но им запрещали видеться друг с другом. Лишь
*шавр — мера длины примерно соответствующая сорока километрам
изредка мать и дочь могли обменяться письмами. Когда Манчелу встречался с принцессой в последний раз, он отказал ей и в этой милости, справедливо посчитав, что переписка помогает женщинам сохранять непреклонность. Теперь письма тайно привозил духовники Узиил или Иавин, но не слишком часто, чтобы не вызвать подозрения.
— Нет… — промолвил священник после долгой паузы. — У меня нет письма. Я задержал отца Иавина, поскольку… — он не закончил фразу и начал новую. — Сейчас я вернул тебе духовника. Он немного отдохнет и поедет к графине Аззан, старушке стало хуже, надо ее исповедовать перед смертью… Придется тебе еще немного побыть без него в это нелегкое время… — он с любовью глядел в глаза девушке. — Я приехал к тебе в большой спешке. Надеюсь на милость Эль-Элиона, что Он защитит и поможет тебе… Ты должна написать письмо королю. Милостиво просить его о том, чтобы он позволил тебе свидание с матерью.
Мирела опустила голову, пряча слезы.
— Вряд ли он ответит мне. Не далее как сегодня он потребовал, чтобы я приняла помазание от его церкви и проводила богослужения с его священником. Я отказалась, и Даут заключил меня под стражу, сказав, что я не желаю покориться воле отца и в самом малом!
— Я не знал этого, — огорчился старик. — Но мы должны попробовать. Может быть, твое письмо придет раньше, чем донесение графа. Я постараюсь доставить его. А может, король в любом случае проявит милость, ведь это… особый случай… Дело в том… королева Езета тяжело заболела и, скорее всего, скоро умрет.
Прикрыв веки, Мирела слушала короткий рассказ, не замечая бегущих слез. Она представляла мать в черном платье (с тех пор как муж отказался от нее, она носила траур), с прямой спиной и доброжелательной улыбкой. Светлые волосы Езеты слегка тронула седина, голубые глаза даже в испытаниях лучились внутренним светом и добротой. Давным давно она могла бы найти поддержку, чтобы уничтожить супруга. У нее нашлось бы немало сторонников… Но она твердо отказывала всем: "Я буду повиноваться супругу по всем, что не противоречит моей совести…" Эти слова Мирела выучила наизусть, как и протест.