Выбрать главу

— Представить невозможно положение, в котором он постеснялся или побоялся бы просить нашей помощи!

— А деньги? — хладнокровно возразил де Ришло. — При странном, избыточно чувствительном характере Аарона заговорить о денежных затруднениях ой как нелегко! Презренный металл, пожалуй, та единственная вещь, о которой он и с ближайшими друзьями не заговорил бы.

— Простите, но это кажется сомнительным. Отец мой составил себе чрезвычайно высокое мнение о деловых способностях Саймона. Львиная доля процентов по нашим ценным бумагам проходит через его руки — безошибочные, надежнейшие. И уверяю: запутайся Аарон в биржевой игре, обожгись на какой-либо рыночной неудаче — мы незамедлительно узнали бы обо всем. Нет, если предполагать неладное, то скорее можно заподозрить нежданную и роковую любовь, страсть, лишающую воли и доводящую до беспамятства.

На краткое мгновение лицо герцога де Ришло озарилось добродушной, слегка цинической усмешкой:

— Навряд ли, — протянул он, пригубливая высокий стакан, полный рубинового, искрометного шамбертена. — Влюбленные тянутся — заметь, совершенно естественно и непроизвольно тянутся к близким друзьям, делятся восторгами либо горестями, уж как повезет. Женщина в этой истории не замешана, поверь моему опыту, голубчик.

Некоторое время Рекс ван Рин и герцог сидели безмолвно, глядя поверх поверх низкой яшмовой вазы, откуда тянулись во все стороны длинные стебли благоуханных розовых орхидей. Рекс, широкоплечий исполин, мужественный, неимоверно сильный, кривился и морщился, не в силах обуздать снедавшее его беспокойство. Де Ришло — худощавый пожилой мужчина среднего роста, с аристократически тонкими руками и коротко стрижеными седыми волосами — выглядел почти хрупким, однако на длинном породистом лице не замечалось ни малейших следов увядания. Орлиный нос, широкий лоб и кустистые «мефистофельские» брови делали герцога до чрезвычайности похожим на портрет придворного кавалера, принадлежавший кисти Ван-Дейка и равнодушно взиравший на собеседников с противоположной стены. Вместо привычного черного костюма герцог облачился в смокинг густого винного цвета с бордовыми лацканами, и гамма оттенков лишь усиливали сходство де Ришло со средневековым дворянином.

Прочистив горло негромким кашлем, герцог спросил:

— Ты, случаем, не слыхал о некоем господине Мокате, Рекс?

— Нет, ни сном ни духом не ведаю. Кто это?

— Новый приятель... друг Саймона, обитающий с ним бок о бок на протяжении последних месяцев.

— Прямо в Клубе?

— Нет-нет. Саймон, видишь ли, больше не живет в Клубе. Неужто не написал ни словечка? В прошлом феврале Аарон купил себе дом — старое, просторное, начинающее потихоньку разрушаться от ветхости строение, запрятанное в самом конце одного из тупиков, глухих улочек в Сент-Джонс Вуд.

— Место мне знакомо. Сразу же за Риджент-Парком, верно?

Де Ришло кивнул.

— Но какого дьявола?..

Де Ришло предостерегающе поднял указательный палец.

— Умоляю, друг мой, нынешним вечером остеречься от подобных выражений. Потом растолкую, почему; а, возможно, и не потребуется растолковывать.

— В Мэйфере можно снять столько милых, славных домиков! Занесло же Саймона Бог весть куда. И, главное, зачем?

— Сие-то и загадочно, Рекс. — Тонкие губы герцога раздвинулись в улыбке. — Аарон говорил, будто хочет завести собственный сад.

— Зачем?

— Намеревается разводить цветы.

— Саймон — и сад? Саймон — и цветы? Да ведь он же настурцию от устрицы отличить не способен! Все познания в ботанике парень черпал из кругленьких счетов, которые получал от торговцев за букеты, купленные в подарок по случаю праздников! И на кой... на кой ляд холостяку вроде Саймона обзаводиться большим просторным домом?

— Полагаю, лучше всего это смог бы объяснить господин Моката, — пробормотал де Ришло. — Или же весьма впечатляющий, чтоб не сказать иначе, слуга, приведенный им в довесок к собственной персоне.

— А вы, получается, видали Мокату?

— Имел честь. Вернее, несчастье. Заглянул к Аарону эдак шесть недель тому назад. Саймон куда-то отлучился, и Моката принимал меня самолично.

— Что же он за птица?

— Омерзительная, доложу я тебе. Лысый, лет шестидесяти, с большими водянистыми глазами навыкате и безвольными руками. В довершение шепелявит пренеприятнейшим образом. Похож на огромного белесого слизняка, — но если угодно ударяться в орнитологические сравнения, то скорее стервятника. От Мокаты неуловимо тянет падалью...

— А упомянутый вами слуга?

— Слугу я наблюдал минуту-другую, покуда тот шатался по холлу. Больше всего он смахивает на Смоляное Чучело, — так звалась похищавшая малышей тварь, которой меня пугала в детстве нянюшка.