Учитывая все случившееся, такая хорошая погода показалась неуместной.
Империал-роуд лениво змеилась по лесу, уходя на юг. Машина катилась вперед по неровной скользкой дороге. Миновав извилистые кленовые аллеи, напарники подъехали к северному фасаду школы.
Здесь собралось множество народу: матери и отцы толпились во дворе, с ними беседовали полицейские. У большинства родителей лица были белыми как мел, во взглядах у некоторых плескалась смесь страха и надежды, а другие громко, агрессивно разговаривали, готовые в любой момент сорваться. В воздухе повисло напряжение, ситуация накалялась.
Страйкеру было жаль их до боли. С этого дня многие дома опустеют, наполнятся неестественной тишиной, и в них поселится горе слишком всеобъемлющее, чтобы говорить о нем вслух. Он знал это по себе – именно таким стал его дом после смерти Аманды. Прошло целых два года, а у него внутри оставалась странная пустота. Темная, сосущая дыра…
Перед школой Страйкер заметил белую «краун-викторию» без мигалки. Ее все называли «белой вороной», потому что более неподходящий цвет для машины оперативников и представить-то сложно.
«Краун-виктория» принадлежала главному по дорогам, то есть старшему дежурному инспектору. В дорожной полиции было много сотрудников, вызывавших у Страйкера не только уважение, но и восхищение: Жан Конкорд – один из лучших следователей отдела за все времена, Реджи Йорк – оперативник, работавший в убойном отряде и группе быстрого реагирования… Черт побери, даже Дейви Фолк – неплохой парень! Как оперативник и следователь он Жану и Реджи, конечно, и в подметки не годится, но за подчиненных всегда стоит горой! Все они в своем роде исключительные личности, и за рулем «белой вороны» Страйкер искренне надеялся увидеть кого-нибудь из них.
Однако, подъехав поближе и разглядев лицо водителя, Страйкер помрачнел. На смену забрезжившей надежде пришло мерзкое чувство – нечто среднее между досадой и отвращением: за рулем оказался шериф собственной персоной.
– О господи, Ларош…
– Не обращай на него внимания! – посоветовала Фелиция.
– Только этого нам не хватало! Единственный коп во всем отделе, кто может испортить даже такой паршивый день!
– Ну не такой уж он ужасный!
– Да что ты говоришь!
Фелиция сердито посмотрела на него, собираясь что-то ответить, но в последний момент решила промолчать.
Проезжая мимо белой «краун-виктории», Страйкер притормозил и посмотрел на шерифа Лароша: крашеные черные волосы зализаны назад и намазаны какой-то жирной гадостью, кожа абсолютно белая. Чтобы как-то скрыть лоснящееся лицо, он водрузил на нос темные очки в золотой оправе. На нем была форменная белая рубашка, как и положено шерифу и инспекторам, но настолько накрахмаленная, что больше походила на белый картон, чем на хлопок с добавлением полиэстера. В довершение всего он нацепил все ордена, которыми его наградили в армии; все прекрасно знали, что войну он отсидел в управлении в тылу, хотя он заявлял, что принимал участие в военных действиях в Кувейте. В одной руке Ларош держал стаканчик из «Старбакса» с дымящимся кофе, в другой – огромный сэндвич с сыром и салатом. Проезжая мимо, детектив увидел, как шериф откусывает огромный кусок, и в негодовании посмотрел на Фелицию:
– Ты глянь, а? Тут дети гибнут, а этот урод как ни в чем не бывало жрет свой сэндвич!
– Ну, ему же… ему же надо есть иногда… – неуверенно пробормотала Фелиция, потеряв всякое желание защищать Лароша.
– А нам? Нам не надо? Мы с тобой выехали в восемь утра, и ничего! – добавил Страйкер, поскольку его вопрос напарница проигнорировала.
– Джейкоб, давай не будем.
– Ну конечно не будем! – передразнил он ее. – Еще бы!
Она снова наградила его разъяренным взглядом, но снова передумала и промолчала.
Полицейские проехали мимо «белой вороны» и вывернули на перекресток с круговым движением перед главным входом в школу.
Страйкер припарковался, вышел из машины, и на минуту у него перед глазами встала сцена погони за Красной Маской. Он вспомнил громкие звуки выстрелов, ощутил едкий запах жженого пороха.
Прикрыв глаза, он попытался избавиться от навязчивых картин, но тут хлопнула дверь, и детектив, поморщившись, поднял веки.
Из юго-восточного крыла школы один за другим начали выходить сотрудники «скорой помощи»: по двое, каждая пара сопровождала каталки, на которых лежали пострадавшие. Многим раненым едва исполнилось тринадцать.
Медики быстро везли каталки в разные стороны, к ожидавшим их машинам на газоне перед школой. Мимо Страйкера проехала девочка лет пятнадцати. Простыня, которой ее прикрыли, пропиталась кровью, глаза запали, лицо залила мертвенная бледность, как будто в теле крови совсем не осталось. Врачи затолкали каталку в машину, закрыли дверь и быстро уехали.