Неужели отец не видит, что следующей жертвой станет он сам? А свалят все на него, Ронгвальда. Якобы так расстроил отца, что того разбил удар, или приключился инфаркт! Правда, ему самому уже будет все равно. Жаль. Жить хотелось. Больше всего его почему-то тревожила мысль, что в его предательство поверит Нора и ее семья. Хотя, император умный человек, он, наверное, поймет, что если бы Рон был причастен к заговору, то он воспользовался бы предложением остаться на Эллане, а не лететь прямо в пасть к зверю обратно на Итонию. Спустя два часа горьких размышлений, приводивших к одному, печальному выводу — ему не вывернуться, остается только проиграть с достоинством, принесли ужин — какое-то безвкусное, бесформенное варево, но он был уже так голоден, что ел и не замечал, что ест. Потом снова прилег, решив отдохнуть, неизвестно, что уготовило будущее.
И оказался прав. Будущее не сулило ничего хорошего. Его разбудили грубым тычком, сдернули с кровати и поволокли куда-то без всякого почтения. Рон вспомнил, что по ходившим в народе слухам самые жесткие допросы в секретной службе проводились именно ночью. Он понял, что щадить его не намерены, но надо держаться. Если он сможет выдержать, то вряд ли спасется сам, но его товарищей могут оставить в живых, их смерть Драмму не нужна, гораздо важнее иметь заложников, гарантируя себе лояльность знатных семейств. Он приготовился к худшему, но действительность превзошла все его самые жуткие ожидания.
Генерал Драмм со своим помощником решили не церемониться. Признание принца требовалось выбить в кратчайший срок, тянуть дальше было опасно. Конечно, можно было считать Рейджена мямлей, и недалеким простаком, но, в конце концов, даже он может заподозрить нечестную игру. К тому же был еще его младший брат, принц Ренне, который, в отличие от брата, был резок, умен, скор на принятие решений, и, скорее всего, поддержал бы любимого племянника. Тем более что тот был ему вместо сына, у него самого были только дочки. Хорошо, что он, как министр внешних сношений, был так удачно срочно вызван на переговоры по улаживанию какого-то мелкого происшествия между Итонией и планетой Рэм, в созвездии Кита, с ярым республиканским правительством, не упускавшим случая укусить монархическую планету. Так что времени у них было только до его возвращения. Надо торопиться. Ронгвальда притащили в подвал, глубоко под зданием тюремного замка, сорвали одежду, не заботясь о ее сохранности, и прикрутили к вмурованному в пол стулу, стоящему посереди комнаты. В этот раз допрос вел сам Макс Драмм. Выслав всех вон он подошел к беспомощной жертве и гнусно улыбаясь заявил:
— Итак, дорогой Рон, предлагаю начать каяться в грехах, даже если у тебя мыслей не было их совершать, иначе все равно покаешься, но тебе будет очень-очень больно. Ты даже не представляешь себе, как!
— По-моему, генерал, мы с вами на брудершафт не пили и обращаться ко мне на ты я вам не позволял! — Рон понял, что терять нечего и откровенно хамил палачу.
Последовала хлесткая пощечина.
— Заткни свой рот, мальчишка! Читал в приказе, что твой папаша сам подписал, разрешено обращаться, как с обычным подследственным, так что меня сдерживает только твой пристойный внешний вид, что бы твои признания выглядели добровольными. Поэтому по лицу больше бить не буду, но есть другие части тела, даже более чувствительные, так что через полчаса ты запоешь все, что я тебе прикажу говорить, а не запоешь, тебе же хуже!
Генерал вышел, отдал какие-то распоряжения, в помещение вошли двое здоровяков, видимо, палачи и неприметный дознаватель в чине капитана.
— Я последний раз предлагаю покаяться в своих преступлениях добровольно, даю пять минут на раздумья. — Чиновник перевернул песочные часы. Его помощники возились с чем-то за спиной у Ронгвальда. Тот молча смотрел на сыпавшийся песок, отсчитывающий последние секунды его прошлой жизни.
— Нет? Жаль. Вы еще так молоды, принц, все равно, мы добьемся своего, зря геройствуете! — Дознаватель кивнул палачам. Тот кошмар, что продолжался почти всю ночь, Ронгвальд запомнил навсегда. Он терял сознание, его приводили в себя, получалась небольшая передышка, и все начиналось сначала. Но ничего добиться от него не вышло. Сначала он старался молчать, потом не смог сдержать стоны, потом кричал, пока не сорвал голос, потом его оставили в покое, сквозь красную пелену донесся ненавистный голос:
— Как ничего? На что вы годны? Ничего не добиться от изнеженного принца? Приведите его в чувство!
Жесткие пальцы вцепились в подбородок, поднимая его голову. Он открыл глаза, перед ним маячило недовольное лицо главного палача. Собрав все силы и всю слюну, что была во рту, он плюнул в эту ненавистную рожу. Попал, мелькнула мысль.
Драмм в ярости замахнулся, но его руку перехватил полковник Аристид.
— Не порть лицо, нельзя!
— Ты видел, видел! Я…
— Ты сдержись, отыграешься потом, когда признание будет. Эй, слушайте приказ, оставляем подследственного здесь, воды не давать, спать тоже, будить хоть шокером, хоть раскаленным инструментом. Требование одно: голова и руки неприкосновенны, ну и на ногах он должен сам держаться. Членовредительством не заниматься, король может потребовать вскрытия после казни. Так что все должно быть в целости, а повреждения зажить в течение недели. Надумает каяться, зовите!
Отдав страшное распоряжение, мучители удалились, кошмар продолжился. Без сна он продержался почти четверо суток. Потом потерял сознание так, что палачи испугались, что он скончался. Вызванный врач уверил, что жив и оклемается. Но больше может не выдержать, так что допрос нужно прервать. Решено было больше не рисковать. Смерть принца в застенке, да еще без признания своей вины стала бы катастрофой. Ронгвальда решили оставить в покое, тем более удалось сломать еще трех человек обвиняемых. Записали на камеру признание сына одного графа и двух купеческих сынков, не выдержавших пыток. Правда, виконтик, оклемавшись, попытался опровергнуть свое признание, но его заткнули. Утром его нашли в камере повешенным, якобы не вынес осознания своего преступления. Но этих признаний для суда хватало.
Ронгвальд пришел в себя в камере, голым на кровати. С трудом поднялся, дополз до раковины и с наслаждением напился. Обнаружил свою одежду, брошенную на полу у двери, кое-как натянул на измученное тело и снова рухнул на кровать. Одеваться, конечно, не следовало, одежда причиняла только боль, прикасаясь к ожогам и ранам, но в одежде он казался сам себе не таким уязвимым и беззащитным. Через часа два пришел врач, осмотрел, выдал мазь для повреждений, посоветовал верхнюю одежду не надевать, ограничиться бельем, прежде чем уйти тихо сказал:
— Не геройствуйте, притворитесь, что у вас состояние очень плохое. Я сказал им, что еще одного допроса вы не выдержите, подыграйте мне, тогда вас не тронут!
— Спасибо, — пробормотал Рон. Кажется, его стойкость сыграла свою роль, по крайней мере, доктор уверился в его невиновности. Ничего, у него будет время сказать все на суде. Ведь должен же быть суд? Если все по закону? Увы, эта надежда на законность не сбылась. Суд был, закрытый и заочный. Отец разрешил. Предал. Так уверился в его преступлении, что даже не пожелал выслушать. Приговор был известен заранее. Все признаны виновными. Приговорены к смерти. Через повешенье. Позорная казнь. Болезненная и позорная. Оставалось только встретить ее, высоко подняв голову. И, возможно, удастся что-то выкрикнуть с эшафота. Но и это стало невозможным.
Пришедший к нему в камеру Драмм объявил, что четверо — организаторы клуба и сознавшиеся купеческие сынки казнены сегодня публично, а вот его и остальных аристократов король приказал казнить прямо во дворе тюрьмы, что бы избежать публичного позора. И если он прислушается, то услышит, как стучат молотки плотников, сооружающих виселицу. Так что пусть слушает эти звуки всю ночь. Осталось только получить подпись Его Величества на приговоре, они хотели обойтись без нее, подписались бы трое знатных людей королевства, но король категорически потребовал приговоры к себе в кабинет. Так что утром они ждут их подписанными. И другого исхода он не видит, так как уверить его отца в чем угодно очень легко. Он может поздравить принца, что на нем династия Раверди прервется, так как в его так называемом брате нет ни грамма крови его отца. Отец Рональда — он, Драмм, тот был зачат за два месяца до свадьбы, как только это выяснилось, он подсунул любовницу в постель к овдовевшему с его же помощью королю, Адель разыграла лишение девственности, простак Рейджен поверил, что отец он, и женился. Жаль, что сказалось близкое родство, и ребенок получился умственно отсталым, но ничего, он сумеет наладить его внешнее поведение, а править будет сам. Так даже лучше. А рассказал он ему все это, что бы последнюю ночь он провел заранее в аду, так как пересказать кому-то у него возможности не будет! Это ему за тот плевок ответка. Хмыкнул и удалился. Ронгвальд без сил опустился на кровать. Это последнее признание палача сломало его, как последняя соломинка спину верблюда.