Рейджен нетерпеливо ждал сына. Хотел поговорить, и одновременно боялся разговора. Внутри билась мысль, что этот разговор должен был состояться раньше, до пребывания Ронгвальда в тюрьме. Вряд ли его там допрашивали вежливо. Он же сам дал разрешение относиться к принцу, как к рядовому подследственному. Так что настроение сына вряд ли будет доброжелательным. Правда, оставалась еще надежда, что он будет ему благодарен за помилование. Наверняка переживал, боялся казни. Больше всего ему хотелось, что бы сын бросился к нему с благодарностью, покаялся, он бы простил, и все стало бы по-прежнему. Но противный внутренний голос тихонько нашептывал: по-прежнему не будет, как бы самому каяться перед мальчишкой не пришлось! Послышались шаги, ведут!
Король сел за стол, постарался принять соответствующий своему титулу вид — слегка надменный и величественный, который мигом слетел с него, стоило ему увидеть сына. Он даже сначала его не узнал. Одежда потрепана, лицо серое, осунувшееся, под глазами черные круги, почти бескровные губы упрямо сжаты в тонкую линию. Давно не мытые, мокрые волосы свисают сосульками вдоль лица. И только серо-голубые, материнские, глаза горят с трудом сдерживаемым гневом. Рейджен даже не обратил внимания на все еще скованные сзади руки. Если бы кто-то пояснил королю, как провел последний час перед их встречей его сын, может быть он и не допустил бы роковую ошибку, начав разговор высокомерным тоном. Измученный до предела Ронгвальд, надеялся на отцовские объятия, ласковые слова, какое-то утешение, после последних двух недель ада. Умом понимал, что ничего подобного не будет, но в душе все же теплилась надежда. То, что он услышал, сразу вернуло его в реальность, оттолкнуло от собеседника.
— Ну что, наследничек, отличился, — язвительно вопросил отец, — это надо же умудриться вляпаться в такое д…мо!
Рон дернулся, но промолчал. Внутри начал разгораться гнев, нужно было держаться и не выплеснуть его наружу. Следовал говорить, а не ругаться. Из последних сил он сдержался. В кабинете отца было тепло, замерзшие пальцы все еще скованных рук противно ныли. Ноги почти отказывали держать, но он пытался стоять ровно, гордо подняв голову.
Не понимая, что сын на пределе, отец продолжил все тем же неприятным тоном:
— Что молчишь? Сказать нечего? Хоть бы прощения попросил, за все свое поведение! Ты нос-то не задирай, нечего гордость изображать. Тебе сейчас на коленях передо мной валяться положено, прощение выпрашивать! Или желаешь обратно вернуться, на эшафот? Так я мигом тебе это устрою!
— Устраивайте, Ваше Величество! — не смог сдержаться Ронгвальд, — не удивлюсь. Сейчас к вам на прием заявится родственничек по линии вашей второй супруги, принесет еще пачку сфабрикованных доказательств, и я не удивлюсь, если вы снова меня на виселицу отправите! Зачем только сняли, сейчас все уже было бы кончено! Тянете кота за хвост.
— Что ты несешь! — заорал король, — совесть имей! Макс о государстве печется, что бы такие безответственные юнцы, как ты с приятелями, его основ не подрывали!
— Да, он очень печется, сам мне рассказал, как он печется, меня убрать, что бы своего сынка-дебила от его шлюхи-любовницы, которую вы женой поспешили сделать, на трон посадить! — заорал совершенно потерявший всю сдержанность Рон. Старательно возведенные плотины рухнули, и весь поток боли, ужаса и отчаяния последних дней прорвался наружу, затопляя сознание.
— Щенок, как ты смеешь оскорблять брата и женщину, заменившую тебе мать! — В свою очередь заорал в ответ король.
— Как вы смеете предполагать, что шлюха, родившая ребенка от своего кузена, но хитро пролезшая к вам в постель могла заменить мне мать, которую этот негодяй, ее кузен Макс и убил!
— Что ты несешь, совсем рехнулся!
— Я несу то, что тот же Макс Драмм нес мне вчера, издеваясь, что я уже почти мертвец, все равно никому этот секрет рассказать не смогу, а его ублюдок станет моим преемником и они вместе со шлюхой-королевой станут править, смеясь над недотепой — королем.
— Замолчи, — заорал король, со всей силой давая ему пощечину. От сильного удара Ронгвальд не удержался на ногах, упал на пол, из разбитой губы потекла кровь, он еще попытался подняться, но сил больше не было, да и скованные руки помочь не могли. Рон безуспешно дернулся пару раз, ничего не вышло, он мог только беспомощно лежать и прожигать отца взглядом.
Рейджен шагнул к двери и заорал: — Стражники! Отвезти в замок Нотт, в каменный мешок, в полную изоляцию, вплоть до моего позволения никакого общения ни с кем! Посидишь, подумаешь над своим поведением, пока я не успокоюсь! А то действительно доведешь меня, и я сам тебя придушу, паршивец!
Король отвернулся к окну, что бы не видеть, как его сына выволакивают из кабинета.
В специальном мобивене, предназначенном для перевозки преступников было, на удивление тепло. Навалилась жуткая слабость, хотелось закрыть глаза и отключиться, но Рон не мог себе этого позволить. Скованные руки не позволяли прислониться к спинке сиденья, приходилось как-то сидеть полубоком, или держать спину прямо. Руки болели все сильнее. От молодого солдатика, сидевшего рядом, нестерпимо воняло потом и чесноком, стало подташнивать. Кровь из губы продолжала сочиться, он ее слизывал. Пожилой гвардеец, сидевший напротив, достал из кармана чистый носовой платок, протянул:- На, прижми.
— Как? — тихо спросил Ронгвальд, — спасибо. — Сержант хмыкнул и сунул платок ему в карман пиджака.
Стал прикидывать в уме, как долго ехать до крепости Нотт, выходило, в лучшем случае приедут к вечеру. Столько не выдержать. К тому же организму было плевать на все, происходящее вокруг, он функционировал исправно, и уже требовал избавиться от лишнего. Попросить конвоиров? Но руки все равно скованы, он просто беспомощен. Как раз в это время прозвучала команда начальника конвоя, сержанта.
— Сворачиваем на заправку, всем приготовиться!
Рон решился: — Сержант, мне нужно в уборную.
— Не положено! — Последовал ожидаемый ответ.
— Сержант, — вдруг вступился пожилой гвардеец, — Мы что, не люди? Зачем же так?
Молодой сержант гвардии задумался на минуту.
— Хорошо, под вашу ответственность, прапорщик.
— Пошли, только без глупостей!
— Спасибо, не волнуйтесь, бежать мне некуда.
Гвардеец снял плащ, накинул его на плечи Рона, сделав незаметными наручники, крепко взял взял его за локоть и повел в здание. В помещении одуряюще пахло кофе и выпечкой. Молодой солдатик, его сосед, уже пил кофе и заедал сосиской в тесте, рот моментально наполнился слюной. Прошли в туалет. Дальше — проблема.
— Вы мне поможете? — сквозь зубы прошипел Рон, готовясь к очередному унижению.
Прапорщик внимательно посмотрел на него, и тихо сказал:
— Не подведи меня, мне под арест нельзя, у меня на руках вдовая дочь и три внука. Повернись. Гвардеец разомкнул наручники, несколько секунд Рон растирал друг от друга онемевшие руки. Наконец, они заработали. Быстро справившись с проблемой, Ронгвальд вымыл руки, набрал в пригоршню воды и хотел уже напиться, как его дернул за плечо конвоир: — Ты что, это техническая вода, пить нельзя. Потерпи.
— Я с утра терплю, — тихо ответил Рон, — терпелка кончилась, и не все ли равно?
— Подожди, я сказал, решим проблему. Руки давай, пока наши не переполошились!
— Опять назад? — спросил Ронгвальд.
— Нам еще часов восемь ехать, что, каждый раз расстегивать будем, вперед давай.
Рон протянул распухшие, в кровоточащих ссадинах, запястья. Гвардеец покачал головой.
— Пошли так, без глупостей!
Вернулись в машину.
— С ума сошел, дед?! — Ахнул сержант, увидев подопечного без наручников.
— Подожди, Жак, тут такое дело, у нас аптечка есть?
Сержант подошел, глянул, охнул.
— И как быть, не положено без наручников!
— У тебя запасные, нормального размера есть?
— Есть, а что?
— Посмотри на эти, что надеты были, размер на женщину или подростка, видно, надолго не рассчитывали. Сейчас обработаем, забинтуем, и наденем твои, большие.
Добрый ты, дед, — высказался сержант, обрабатывая запястья Рона. В это время подошел молодой солдатик. — «Наелся», завистливо подумал Ронгвольд.