– Ты не должен работать так много. Когда выходит твоя следующая книга? – Бун налил себе еще стакан виски и снова сел. Когда он подносил стакан ко рту, на его пальце блеснул ярко-розовый бриллиант. – Прошло много времени после выхода «Огненных пальцев», верно?
– Я только что закончил новую книгу.
– Да? И когда она выходит?
– Может, следующим летом. – Он даже сам удивился тому, с какой легкостью соврал.
Бун опять встал.
– Ты должен написать настоящую книгу, Рикс. Знаешь, про что-нибудь, что действительно может случиться. Эти дерьмовые ужасы – просто вздор. Почему бы тебе не написать такую книгу, которую ты с гордостью подписал бы собственным именем?
– Давай не будем снова об этом, хорошо? – При каждой встрече с Буном ему приходилось защищать свой жанр.
Бун пожал плечами.
– Идет. Просто мне всегда казалось, что с людьми, пишущими такое дерьмо, должно быть, что-то неладно.
– Насколько я понимаю, ты приехал сюда не для того, чтобы обсуждать мою литературную карьеру, – сказал Рикс. – В чем дело?
Бун помедлил, сделав глоток. Затем тихо сказал:
– Мама хочет, чтобы ты приехал домой. Папе стало хуже.
– Какого дьявола он не ляжет в больницу?
– Ты знаешь, что папа всегда говорил. «Эшер не может жить вне Эшерленда». И глядя на тебя, братец Рикс, я думаю, он прав. Должно быть, что-то есть в воздухе Западной Каролины, раз ты так сильно сдал с тех пор, как покинул ее.
– Мне не нравится имение, мне не нравится Лоджия. Мой дом в Атланте. Кроме того, у меня есть работа.
– О? Мне показалось, ты говорил, будто только что закончил очередную книгу. Дьявол, если она вроде трех предыдущих, никакая доработка ее не спасет!
Рикс мрачно улыбнулся.
– Спасибо, обнадежил.
– Папа умирает, – сказал Бун, и быстрый огонек гнева промелькнул в его глазах. – Я пытаюсь делать для него все, что в моих силах, и все эти годы я пытался быть там, где он хочет. Но теперь он хочет видеть тебя. Я не знаю почему, особенно после того, как ты отвернулся от семьи. Я думаю, он настаивает на этом потому, что хочет, чтобы ты был рядом с ним, когда он будет умирать.
– Тогда, если я не приеду, – ровно ответил Рикс, – может быть, он не умрет? Может быть, он встанет с кровати и опять займется лазерными пушками и бактериологическим оружием, а?
– О Боже! – Бун сердито вскочил со своего места. – Не надо разыгрывать передо мной святошу, Рикс! Этот бизнес принес тебе лучшее поместье в стране, накормил тебя, одел и послал учиться в лучшую бизнес-школу Америки! Толку от этого, правда, не было. И никто не говорит, что ты непременно должен будешь идти в Лоджию, если приедешь. Ты всегда безумно боялся Лоджии, не так ли? Когда ты там заблудился и Эдвин вытащил тебя оттуда, твое лицо цветом напоминало зеленый сыр… – Он внезапно замолчал, потому что ему вдруг показалось, что Рикс бросится на него через стол.
– Мне помнится нечто иное, – с напряжением в голосе сказал Рикс.
Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Рикс вспомнил сцену из своего детства. Брат обхватил его сзади, повалил ничком на землю и, придавив коленом, так, что лицо Рикса вжималось в грязь Эшерленда и стало трудно дышать, издевался: ВСТАВАЙ, РИКСИ, ЧТО ЖЕ ТЫ НЕ ВСТАЕШЬ, А, РИКСИ?
– Хорошо. – Бун достал из внутреннего кармана пиджака авиабилет первого класса до Эшвилла и бросил его на стол. – Я повидал тебя и сказал все, что должен был сказать. Это от мамы. Она думала, что, быть может, у тебя осталась хоть капля жалости и ты навестишь папу на смертном одре. Если нет, пусть останется тебе на память. – Он подошел к двери, затем остановился и обернулся. – Да, катись в свою Атланту, Рикси, – сказал он.
– Возвращайся в свой выдуманный мир. Черт, да ты и сам уже выглядишь, как выходец из могилы. Я скажу маме, чтобы не ждала тебя. – Он вышел из номера и закрыл за собой дверь. Его кожаные ботинки заскрипели по коридору.
Рикс сидел, уставившись через комнату на скелет. Скелет усмехался ему как старый друг, как знакомый по множеству фильмов ужасов, которые Рикс смотрел. Символ смерти. Скелет в чулане. Кости, спрятанные под полом. Череп в шляпной картонке. Рука скелета, тянущаяся из-под кровати. Кости, лезущие из могилы.
Мой отец умирает, думал он. Нет, нет. Уолен Эшер слишком упрям, чтобы сдаться смерти. Они со смертью закадычные друзья. Они заключили джентльменское соглашение. Его «дело» давало смерти пищу – зачем ей кусать руку дающего?
Рикс взял авиабилет. Он был на завтрашний дневной рейс. Уолен умирает? Он знал, что здоровье отца за последние шесть месяцев ухудшилось, но смерть? Рикс сидел в оцепенении, не зная, плакать ему или смеяться. Он никогда не ладил с отцом, они на протяжении многих лет были друг другу чужие. Уолен Эшер был такой человек, что назначал своим детям часы для встречи и держал их на коротком поводке. Рикс как-то нагрубил ему, заслужив неиссякаемую ненависть отца.
Он не был уверен, любил ли он отца. Он сомневался, знает ли вообще, что такое любовь.
Рикс знал, что Бун всегда был большим любителем розыгрышей.
– Папа не умирает, – сказал он скелету. – Это просто выдумка, чтобы заманить меня обратно. – Пластиковые костяшки нагло блеснули, но промолчали. Глядя на них, он вспомнил скелет, болтавшийся в ухе шофера. По спине пробежали мурашки, и он был вынужден позвать горничную, чтобы убрали скелет – Рикс не мог заставить себя притронуться к нему.
Потом он позвонил в Эшерленд.
За четыре тысячи миль от него горничная ответила: «Резиденция Эшеров».
– Позовите Эдвина Бодейна. Скажите ему, что это Рикс.
– Да, сэр. Одну минуту, сэр.
Рикс ждал. Сейчас он чувствовал себя лучше. Он справился с приступом. Предыдущий приступ был у него неделю назад, посреди ночи, когда он слушал пластинку из своей коллекции джазовой музыки дома в Атланте. После того, как приступ прошел, он разбил пластинку вдребезги, думая, что спровоцировать его могла музыка. Он где-то читал, что определенные аккорды, тона и вибрации могут оказывать физическое воздействие.
Он знал, что эти приступы – симптомами состояния, названного в нескольких медицинских журналах «недуг Эшеров». Лекарств не было. Если отец умирает – значит, «недуг Эшеров» дошел до последней, смертельной стадии.
– Мастер Рикс! – сказал теплый, добродушный и слегка скрипучий голос в Западной Каролине. – Где вы?
– В Нью-Йорке, в «Де Пейзере». – Голос Эдвина наградил Рикса приятными воспоминаниями. Он представил высокого мужчину в униформе Эшеров
– серая куртка и темно-синие брюки с такими острыми складками, что можно порезаться. Он всегда чувствовал себя ближе к Эдвину и Кэсс Бодейнам, чем к собственным родителям.
– Желаете ли вы поговорить с…
– Нет. Ни с кем другим я говорить не хочу. Эдвин, у меня только что был Бун. Он сказал, что папе хуже. Так ли это?
– Здоровье вашего отца быстро ухудшается, – сказал Эдвин. – Я уверен, Бун объяснил вам, как сильно ваша матушка хочет, чтобы вы вернулись домой.
– Я не хочу возвращаться, и ты знаешь, почему.
Возникла пауза. Затем Эдвин произнес:
– Мистер Эшер спрашивает о вас каждый день. – Он понизил голос. – Я хочу, чтобы вы вернулись. Вы нужны ему.
Рикс не смог подавить натянутый, нервозный смешок.
– До этого он во мне никогда не нуждался!
– Нет. Вы не правы. Ваш отец всегда нуждался в вас, а сейчас нуждается больше, чем когда-либо.
Правда дошла до него прежде, чем он смог от нее закрыться: патриарх могущественного клана Эшеров и, возможно, самый богатый человек Америки лежит на смертном одре. Несмотря на то, что его чувства к этому человеку представляли собой мучительный клубок, Рикс знал, что должен навестить отца. Он попросил Эдвина встретить его в аэропорту и быстро повесил трубку, чтобы не передумать. Он пробудет в Эшерленде несколько дней, не больше, сказал он себе. Затем вернется в Атланту и приведет собственную жизнь в порядок, найдет какой-нибудь сюжет и приступит к работе, чтобы окончательно не загубить свою карьеру.