— Как мороженое в жару. Но ты, Эдвин, выглядишь великолепно. Как поживает Кэсс?
— Как всегда — отлично. Боюсь только, с годами становится сварливой. — Эдвин попытался забрать у Рикса сумку с одеждой, но тот отмахнулся. — У вас есть еще багаж?
— Только чемодан. Я не думаю задерживаться здесь надолго.
Они получили вещи и вышли на улицу. Был прекрасный октябрьский день, солнечный и свежий. У тротуара стоял новенький лимузин, каштановый «линкольн-континенталь» с затемненными окнами, непроницаемыми для солнца. Не одни только лошади были страстью Эшеров. Рикс положил сумку и сел на переднее сиденье, не считая нужным заслоняться от Эдвина плексигласовой перегородкой. Бодейн надел темные очки, и они тронулись в направлении Голубых гор.
Эдвин всегда напоминал Риксу Икабода Крейна, персонажа его любимого рассказа Вашингтона Ирвинга — «Легенда о Сонной Лощине». Как бы хорошо ни сидела на нем серая форменная куртка, рукава всегда были коротки. Про его нос, похожий на клюв, Бун говорил, что на такой впору вешать шляпу.
На квадратном лице с мягкими морщинами светились добрые серо-голубые глаза. Под черной шоферской фуражкой прятался высокий лоб, увенчанный хрупкой шапкой светлых волос. Его большие уши, истинный шедевр природы, опять вызывали ассоциации с бедным школьным учителем из рассказа Ирвинга. Хотя ему было уже далеко за шестьдесят, в его глазах застыло мечтательное выражение ребенка, который очень хочет сбежать с цирком. Он был рожден, чтобы служить Эшерам, и продолжал древнюю традицию Бодейнов, всегда бывших доверенными лицами у патриархов рода. В серой форменной куртке с блестящими серебряными пуговицами и с серебряной головой льва, эмблемой Эшеров, на нагрудном кармане, в темных, тщательно выглаженных брюках, в черном галстуке и с начищенными до блеска туфлями Эдвин с головы до пят выглядел мажордомом имения Эшеров.
Рикс знал, что за этой комичной, непритязательной физиономией скрывается острый ум, способный организовать все, что угодно, — от простых домашних дел до банкета на двести персон. Эдвин и Кэсс командовали маленькой армией горничных, прачек, садовников, конюхов и поваров, хотя готовить для семьи Кэсс предпочитала сама. Они подчинялись только Уолену Эшеру.
— Мастер Рикс, мастер Рикс! — повторял Эдвин, смакуя эти слова. — Так хорошо, что вы опять дома! — Он слегка нахмурился и умерил свой энтузиазм. — Конечно, жаль, что вы вынуждены возвращаться при таких обстоятельствах.
— Теперь мой дом в Атланте. — Рикс понял, что оправдывается. — Я вижу, автомобиль новый. Только триста миль на спидометре.
— Мистер Эшер выписал его месяц назад. Он тогда еще мог передвигаться. Сейчас хозяин прикован к постели. Естественно, у него личная сиделка. Миссис Паула Рейнольдс из Эшвилла.
Каштановый лимузин скользил по Эшвиллу, минуя табачные магазины, банки и лотки уличных торговцев. Прямо за северо-восточной границей города стояло большое бетонное сооружение, напоминающее бункер и занимающее почти двенадцать акров дорогой земли. Оно было окружено унылой бетонной оградой с колючей проволокой наверху. Окнами служили горизонтальные щели, напоминающие бойницы, которые были расположены на одинаковом расстоянии, начиная с крыши. Автостоянка, переполненная машинами, занимала еще три акра. На фасаде здания черными металлическими буквами было написано: «Эшер армаментс», а ниже буквами помельче: «Основана в 1841». Это было самое уродливое здание из всех, какие когда-либо приходилось видеть Риксу. И каждый раз оно казалось ему все более отвратительным.
«Старик Хадсон мог бы гордиться», — подумал Рикс.
Торговля порохом и снарядами превратилась в четыре завода, носящие имя Эшеров, выпускающие оружие и боеприпасы: в Эшвилле, Вашингтоне, Сан-Диего и Бельгии, в Брюсселе. «Дело», как это называлось в семье, поставляло в течение более ста пятидесяти лет ружейный порох, огнестрельное оружие, динамит, пластит и современные системы оружия для самых богатых покупателей. «Дело» создало Эшерленд, а имя Эшеров как творцов смерти благодаря ему стало известным и уважаемым. Рикс не мог представить, сколько убитых их оружием приходилось на каждый из тридцати тысяч акров Эшерленда, сколько людей, разорванных на куски, приходилось на каждый темный камень Лоджии.
Когда Рикс, почти семь лет назад, покинул Эшерленд, он поклялся себе, что никогда не вернется. Для него Эшерленд был полон крови, и даже ребенком он ощущал присутствие смерти в диких лесах, в вычурном Гейтхаузе и в безумной Лоджии. Хотя молодого человека и угнетало кровавое наследство, но за эти годы его не раз посещали воспоминания об Эшерленде. Как будто что-то осталось незавершенным. Эшерленд звал назад, нашептывая обещания. Рикс несколько раз возвращался, но лишь на день или два. Мать и отец оставались такими же далекими, чужими и бесстрастными, как и всегда, брат тоже не менялся, а сестра делала все, что могла, чтобы избегать реальности.