Проезжая по этой дороге в последние годы очень редко, Рикс всегда чувствовал жестокость здешней земли, своего рода бездушие сил разрушения, которые делали его маленьким и слабым. Неудивительно, думал он, что жители Фокстона считают Эшерленд местом, которое лучше обойти стороной, и сочиняют небылицы, оправдывая свой страх перед мрачными, негостеприимными горами.
— Страшила все еще бродит в лесах? — тихо спросил Рикс.
Эдвин взглянул на него и улыбнулся.
— Боже мой! Вы помните эту историю?
— Разве такое можно позабыть? Как же это звучит? «Беги, беги, лети стрелой и дома дверь плотней закрой. — Страшила где-то рыщет, детей на ужин ищет». Так?
— Почти.
— Когда-нибудь я сделаю Страшилу персонажем своей книги, — сказал Рикс. — А как насчет черной пантеры, которая разгуливает там же? Есть какие-нибудь новые наблюдения?
— Вообще-то есть. В августе была заметка в «Демократе»: какой-то сумасшедший охотник клялся, будто видел ее на Бриатопе. Полагаю, подобные истории и поднимают газетам тираж.
Рикс обозревал лесные заросли по обе стороны дороги. У него засосало под ложечкой, когда он вспомнил рассказанную ему Эдвином легенду о Страшиле, создании, якобы живущем в этих горах более ста лет и ворующем детей, которые уходят слишком далеко от дома. Даже сейчас, будучи взрослым, Рикс думал о Страшиле с детским страхом, хотя знал, что историю выдумали, чтобы удерживать детей поближе к дому.
За следующим поворотом дороги выросла громадная стена с затейливо отделанными железными воротами. На гранитной арке значилось: «ЭШЕР». Когда Эдвин подрулил достаточно близко, сработал радиоуправляемый замок и ворота распахнулись. Ему даже не пришлось снимать ногу с акселератора.
Когда они проехали, Рикс оглянулся через плечо и увидел, как ворота автоматически сдвинулись. Это устройство всегда напоминало ему капкан.
Ландшафт мгновенно изменился. Последние островки дикого густого леса перемежались сочными газонами и безупречно ухоженными садами, где среди статуй надменных фавнов, кентавров и херувимов росли розы, фиалки и подсолнухи. Между ровными рядами сосен виднелась высокая стеклянная крыша теплицы, где один из предков Рикса выращивал всевозможные кактусы и тропические растения. Жимолость и английский плющ окаймляли границы леса. Рикс увидел нескольких садовников за работой. Они подравнивали кустарник и обрезали деревья. В одном из садов стоял огромный красный локомотив времен первых железных дорог, установленный на каменный пьедестал. Его купил Арам Эшер, сын Хадсона.
Одно время семейство управляло собственной железной дорогой — «Атлантик сиборд лимитед». По ней перевозили боеприпасы и оружие.
Несколько тысяч акров имения Эшеров даже не были картографированы. Эти угодья включали в себя горы, медленно текущие реки, широкие луга и три глубоких озера. Как всегда, Рикс поразился неописуемой красоте Эшерленда. Это было великолепное, роскошное поместье, достойное американских королей, если бы таковые существовал и. Но тут, мрачно думал Рикс, тут была еще и Лоджия — храм, святая святых клана Эшеров.
Эдвин притормозил у въездных ворот Гейтхауза. Особняк из белого известняка с красной шиферной крышей окружали живописные сады и огромные древние дубы. В нем насчитывалось тридцать две комнаты. Прапрадедушка Рикса Ладлоу построил его для гостей.
Лимузин остановился. Рикс боялся входить в этот дом. Когда Эдвин уже вылезал из машины, Рикс заколебался и тут почувствовал его руку на плече.
— Все будет хорошо, — уверил Эдвин. — Вот увидите.
— Да, — ответил Рикс.
Он заставил себя выйти и достал сумку из багажника, а Эдвин взял чемодан. Они поднялись по каменным ступенькам, прошли через внутренний дворик, посреди которого в маленьком декоративном пруду плавали золотые рыбки, и остановились перед массивной дубовой дверью.
Эдвин позвонил, и молодая горничная-негритянка в бледно-голубой хрустящей униформе впустила их. Другой слуга, средних лет негр в сером костюме, провел Рикса в дом, взял его багаж и направился к центральной лестнице. Рикс заметил, что дом с каждым его приездом становится все больше похож на какой-то мрачный музей. Великолепной меблировкой — персидскими коврами, старинными французскими столами и стульями, позолоченными зеркалами прошлого века и средневековыми гобеленами, изображающими сцены охоты, казалось, можно восхищаться лишь на расстоянии. Стулья в стиле Людовика XV никогда не проминались под весом человеческого тела, бронзовые и керамические предметы искусства покрывались пылью, но оставались нетронутыми. Все вещи в доме были так же холодны к Риксу, как и люди, выбравшие их.