Один на один с непримиримыми противниками, он спешил, он боялся – поймут ли? Осмелившийся подойти бородатый мужик самого разбойничьего вида что-то гортанно выкрикнул остальным. Драконья память не хранила ничего, кроме: «дракон, умный, летать, смерть». Лёха сражался. Снаружи, в подступающих сумерках – с косностью крестьян, считающих драконов безмозглыми убийцами. Внутри – с пробуждающимся сознанием разъярённого дракона. Лёха рвал себя на куски, отдавая зверю лучшее – сострадание, жалость, умение прощать, веру в то, что сосуществование должно стать единственной дорогой к существованию, веру в то, что обретя возможность летать, люди изменятся... И дракон принял то, что отдал ему Леха, Возле смертоносных когтей толпились над рисунками смущённые люди. Бородатый волоком подтащил носилки с яйцом к лапам дракона, и отступил. Отступили и другие, отдав добычу.
Он выиграл оба боя, но теперь погибал сам. Дракон улыбнуться не мог, да и не подчинялись Лёхе больше его губы, но Лёха уходил, улыбаясь. Жертвовать собой было не так и страшно, если жертва была не напрасной. Он снова улетал, распахнув крыла, которые всегда были у него за спиной – железные ли, перепончатые, или эти, смутно знакомые, белые, мерцающие в нестерпимо ярком свете.
– Добро пожаловать домой, крылатый!
Конец