Сербский посланник в России Мирослав Спалайкович на встрече с С. Д. Сазоновым передал русскому министру просьбу сербского правительства, поддержанную Белградом, – разрешить похоронить Н. Г. Гартвига в сербской столице, «чтобы сербский народ всегда имел возможность чтить память русского дипломата, оказавшего сербам ряд неоцененных услуг». Просьба была удовлетворена, и его погребение состоялось в столице Сербии 1 (14) июля при огромном стечении народа и депутаций от различных городов, общественных организаций, дипломатического корпуса и правительства. В городе был объявлен траур, магазины не работали18. По пути процессии дома были украшены траурными флагами, стояли шпалерами войска, за гробом шли наследный принц Александр с братьями, высшие военные и гражданские чины. После отпевания в соборе премьер-министр Н. Пашич сказал: «Сербия сохранит навеки благодарную память о государственном муже, который был с нею душою в тяжелые для нее минуты, и завещает потомкам навеки свято чтить память великого русского патриота, славянина и друга сербского народа»19.
Мэр Белграда Нестерович, встав на колени перед могилой, сказал: «Пусть будет легка сербская земля твоему праху. Память о тебе никогда не изгладится из сердец сербского народа»20. На следующий день состоялось торжественное заседание Городской думы сербской столицы, где было принято решение назвать именем Гартвига одну из улиц Белграда21. На надгробный памятник русскому дипломату сербское правительство выделило 100 тыс. франков, и еще столько же было собрано по подписке22.
Во время похорон, несмотря на слухи о роли, которую сыграл в смерти Н. Г. Гартвига В. Гизль фон Гизленген, соблюдался образцовый порядок, враждебных Австро-Венгрии демонстраций не было23. Однако это не помешало представителю Австро-Венгрии столь активно распространять слухи о готовящемся покушении на собственную жизнь, что их пришлось опровергать в прессе24. Впрочем, это уже не имело значения. Начальник австро-венгерского Генерального штаба барон Ф. Конрад фон Гетцендорф с самого начала стал активно настаивать на военной экзекуции против Сербии. Он всегда был сторонником военного решения сербской проблемы. Еще во время боснийского кризиса 1908–1909 гг. он считал военную акцию совершенно необходимой, иначе, по его словам, в течение десяти лет монархия могла сократиться до размера Швейцарии25. Б. фон Бюлов вспоминал: «Расчет с Сербией, Италией, Россией неизбежен, как проповедовал зимой 1908–1909 гг. барон Конрад фон Гетцендорф. Чем дольше медлят, тем труднее делается положение»26. Эту позицию военных разделяли дипломаты.
В любом случае, австрийская игра во многом зависела от позиции Берлина. А там весьма опасались распада Австро-Венгрии, за которым последовали бы распад созданной группировки центральных держав и потеря контроля над дорогой к ресурсам Османской империи. «Уверенность, что день кончины императора Франца-Иосифа будет роковым для всей монархии, – признавался Т. фон Бетман-Гольвег, – была распространена не только среди наших врагов. В Германии также много было толков о предстоящих в таком случае событиях, и печать, в особенности из пангерманского лагеря, ничуть не заботясь о впечатлениях за границей, заранее предъявила широкие претензии на наследство… Если бы посчастливилось развалить Тройственный союз, то на пути пресловутого германского стремления на восток воздвигнуты были бы непреодолимые преграды»27. 5 июля 1914 г. состоялась встреча Ф. Конрада фон Гетцендорфа с императором, где в принципе был решен вопрос о войне с Сербией, но многое (сроки и масштаб) зависело от ответа Германии и ее гарантий28. Франц-Иосиф смотрел на будущее пессимистически и первоначально отнюдь не был настроен воинственно. Однако его удалось убедить в том, что экзекуция Сербии не вызовет общеевропейского конфликта.
Результатом стало обращение к Вильгельму II с просьбой о поддержке со словами, исключавшими мирный исход кризиса: «Старания моего правительства должны быть отныне направлены к изолированию и уменьшению Сербии… Сербия, составляющая центр панславистской политики, будет уничтожена как политический фактор на Балканах»29. О мирном урегулировании в Вене больше никто не думал30. Вильгельм II, прервавший свое участие в ежегодной Кильской регате и официальном приеме британской эскадры, 5 июля встретился с австрийским послом графом Ладиславом де Сегени, передавшим германскому монарху письмо Франца-Иосифа и меморандум, составленный еще до сараевского убийства. Последний содержал план новой балканской политики. Вена предлагала способствовать созданию союза Болгарии и Турции под покровительством Германии и Австро-Венгрии, причем в любом случае из состава этой конструкции требовалось исключить Белград. Определенные разногласия вызвала австрийская позиция в отношении Румынии, которую считали ненадежной. В Германии соглашались с этим, но считали необходимым не отталкивать Бухарест31.