Конечно, после армии я всё равно заимел одного из её внучков и назвал его Бимом, но это уже совсем другая история.
— Саня, что-то раньше я особой любви между вами не замечал — задумчиво проговорил отец, появившийся в распахнутой настежь калитке.
— Петя, просто Бимка чует хорошего человека — ответил я.
— Что-то поздно она в тебе его учуяла. Десять лет равнодушна была, облаивала и во двор без нас не пускала. А тут вдруг столько любви.
Отец был прав. Насколько я помню, овчарка относилась к дяде Саше никак. Кусать не кусала, но, если он приближался к кому-то из родителей, косилась с подозрением. Неужели она учуяла своего хозяина даже в этом теле. А вот это уже интересно.
— Да не, наверное, она кости учуяла. — Я указал на десятикилограммовый пакет с говяжьими обрезками, который прикупил в магазине, специально для своей боевой подруги.
Отец скептически посмотрел на сумку. А пока он отвлёкся, я жестом приказал Бимке сидеть, и она выполнила команду.
— Ну и долго вы там будете с Бимкой обниматься? — спросила мать, выглянув из дверей летней кухни. — Давайте бегом за стол, а то через пять минут горячее поспеет.
Едва отойдя от встречи с давно потерянной четвероногой подругой, я прошёлся по устланной досками тропинке к крыльцу, и тут навстречу из веранды вышел я, но только десятилетний.
А вот здесь меня пришибло уже конкретно. Я думал, что готов увидеть себя из прошлого, но немного погорячился. К тому же Бимка резко перестала крутиться возле ног и присев между нами, принялась переводить ошалелый взгляд с меня находящегося в теле дяди Саши, на меня же десятилетнего. Собака явно чувствовала и видела всё совсем по-другому.
Ситуацию разрядил отец.
— Ну чего застыли, как будто первый раз друг дружку видите? Саня — это твой родной племянничек Ванька. Иван — а это твой почти пропащий дядя Саша. По совместительству местный участковый и известный в узких кругах футболист, который у нас дома не появлялся больше трёх месяцев.
Шутливое знакомство в исполнении бати, оживило меня и заставило заглянуть в сумку с гостиницами.
— Иван, вот держи. А то я тебе, получается, на последний день рождения так ничего и не подарил.
С этими словами я достал синий кассетный плеер «SONY Walkman», с алюминиевым корпусом. Поначалу десятилетний Иван не понял, что ему протягивают, но, когда я накинул на его голову наушники и щёлкнул кнопку воспроизведения музыки, на его лице проявилось выражение крайней степени удивления.
Я протянул Ивану вторую кассету и в этот момент почувствовал, что этот небольшой подарок, может полностью изменить его судьбу.
— Дядя Саша, спасибо — услышал я и увидел, как мой молодой двойник скрылся за домом.
После этого ко мне подошёл отец и многозначительно посмотрел в глаза.
— Саня, я знаю примерно, сколько это может стоить. Ты что, миллионер хренов, банк ограбил чтили? Или опять твой армейский дружок объявился, что в Морфлоте на торговом судне в загранку ходит?
— Да, он недавно в Японию гонял. Вот, должок старый отдал — мигом сориентировавшись, подтвердил я, при этом мысленно поблагодарив отца за подсказку. — Петя, только в связи с этим, проследи чтобы Иван — это с собой в школу и боксёрскую секцию, пока не таскал. А то сам понимаешь, как на такую вещь могут среагировать.
— Ладно. Это уже моя забота. Но потом мы всё равно серьёзно поговорим. А теперь давай уже заходи, блудный братик, будем тебя с твоей сеструхой угощать.
Пройдя через веранду в дом, я проскользнул мимо русской печки и оказался в самой большой комнате. Взгляд пробежал по длинному столу, оценивая проделанную мамой работу, а затем замер на гостях. И в этот момент я понял, что, кажется, зашёл не в ту дверь.
Нет, по поводу сервировки и наивкуснейших маминых салатов, у меня вопросов не имелось. А вот насчёт тех, кто предположительно мог здесь присутствовать, я, кажется, кое-что не учёл.
Народу хватало, а между Геной гаишником с женой и тётей Тамарой, сидела Мария Александровна, моя учительница иностранных языков и по совместительству бывшая жена дяди Саши. К тому же, судя по рассадке остальных гостей, пустое место возле неё явно оставили для меня.
Усугублял сложившееся положение строгий взгляд Марии Александровны, ничем не отличающийся от того, который буравил меня в школе, когда я что-то не выучил или вёл себя неподобающим образом.