– Рогатина друг, похоже на копье, только пострашнее. На двухметровое древко крепко привязывается заточенное с двух сторон лезвие ножа, это и есть рогатина. А на ту рогатину, что ты придумал, попробуй, подними простую овцу, может быть у тебя получится.
Короче, сую я слегу в берлогу, мишку собираюсь выгнать. А он стервец, возьми и вырви ее у меня из рук. Так и затащил ее в берлогу, слышно было, как в злобе он ее сломал. Пес от ярости уже весь слюной изошел, стоит на краю, у самого отверстия. Я ближе подошел, готов встретить его рогатиной. А мишка, вдруг куда-то пропал. Слышу со спины голоса.
– Затаился наверно в углу берлоги!
– В глаз, ты ему спросонья ткнул, протирает бельмы.
– К атаке готовится.
– Ага, карту наступления развернул.
– Считает, сколько нас!
Никто не угадал. А я боюсь оглянуться, стерегусь, медведь обычно пулей из берлоги вылетает. Что у меня за спиной делается, плохо вижу. А мои мужики, видят, что пора стрелять, придвинулись ко мне, хотя я им не давал команды приближаться. Назад, им кричу! Куда там? И вдруг, слышу у себя за спиной, чуть сбоку, бах, бах, а потом крик, шум борьбы и топот ног.
Шпак стрелял и только ранил медведя. Оборачиваюсь, ё-мое, вижу, мишка нас перехитрил. Обычно, когда медведи устраивают берлогу, они делают запасный выход. Метрах в трех, ну от силы в четырех от главного входа. А этот стервец, прорыл ход метров десять длиной, и устроил выходное отверстие за поваленной сосной. А на стволе сосны. генерал Шпак смел рукой снежок и удобно, как в тире пристроил свое ружье. И тут у него, сбоку в полуметре вдруг летит в разные стороны снег и появляется рядом, чуть не между ногами морда Михайло Потапыча, свирепая морда. Шпак ему прикладом раз и по морде, а стволы бах, бах. Отдачу при выстреле ты никак не самортизируешь. Досталось мишке, взревел он и вырвал ружье у Шпака. Когда я оглянулся, смотрю, за моей спиной, будто старая смоленская дорога, где Кутузов гнал Наполеона. Мишка, по протоптанному следу, гонит впереди себя генерала Шпака.
Представляете, впереди улепетывает генерал, а за ним вдогонку несется медведь. Я бросаю рогатину, хватаю в руки ружье, а стрелять нельзя. Мишка и генерал от нас на одной прямой. Что делать? Генерал то Шпак свое ружье бросил. Это потом он нам лапшу на уши навешивал, что мишка ружье у него из рук выбил. Растерялся мужик, древний инстинкт выживания у него сработал, деру дал. Страшно мне стало, думаю, сейчас Михал Потапыч его догонит и одним ударом лапы хребет перебьет, или скальп снимет. Мои охотнички стоят, рты разинули. Тогда я кидаю вслед медведю Карая, и сам за ним с одной рогатиной. Хорошую тропинку мы вшестером протоптали, легко бежать. Уф… до сих пор мороз по коже пробирает.
Участковый перевел дыхание. В зале стояла мертвая тишина.
– Чем охота на медведя опасна? Бедой! Не знаешь, каким боком она тебе выйдет. Медведь – зверь хитрый, сильный, злой, так просто его не возьмешь. Мысли несутся у меня вскачь. Знаю, не убежит Шпак, догонит его вот-вот медведь, господи, чем тогда дело закончится? Посадят меня ни за что! Это мне силы и придало. А мои беглецы отбежали уже метров на пятьдесят.
Впереди, прямо на их пути стояла высохшая березка, сучья да ствол. Кто-то года два назад начал ее рубить и бросил. Засохла она. Мы еще когда сюда шли, я ее помнил, как ориентир. На нее я, и проложил тропку. И вот уже почти у самой сосны медведь нагнал Шпака. А мне до них бежать да бежать, и Караю еще метров тридцать. Только я смотрю, мой Шпак, в валенках, подшитых на кожу, прыг с тропы в сторону и как обезьяна за пять секунд вскарабкался на вершину этой березки. Мишка тоже налетел на дерево, и даванул ее всей своей массой. Бедный Шпак как флаг американский на Луне заколыхался, но держится, ствол из рук не выпускает. Медведь еще поднажал, деревцо хрустнуло у основания и начало заваливаться. Метрах в десяти от комлевой части ствола приземлился Шпак.
Ну, и прыть у него была. Как заяц порскнул в сторону. А медведь за ним. Мишке сподручнее бежать по глубокому снегу. Он его почти нагнал, когда ему в зад вцепился Карай. Тогда медведь развернулся, а тут и я подбежал. Шпак рванул в чащобу, только мы его и видели, а мне пришлось брать медведя на рогатину. Страшно, честное слово, с обиженным зверем бодаться. Как раньше наши предки один на один выходили на него? Хорошо хоть, Карай помог мне, отвлек его в сторону. Тут я ему сбоку под лопатку и всадил рогатину, да так что она переломилась пополам. Тридцать сантиметров лезвия вошло в тушу, а медведю хоть бы что. Собака на нем висит, из него кровина, как из свиньи хлышет, а он прет на меня с обломком древка в боку.
Вовремя, генералы подбежали и добили медведя. А то пришлось бы мне его на нож принимать. Фу, смотрим, затих, окровавленную морду в снег уткнул, глаза мутной пленкой покрылись. Представляете, ведь могло и по иному повернуться. Не медведя, а Шпака везли бы из лесу на санках. Слава богу, пот стираем с лица. Стоим, прикуриваем, а у самих руки трясутся. Тут и Шпак появился из-за деревьев. И как начали все смеяться. Вдруг стали такие герои. Каждый рассказывает, что он делал, как бежал, как стрелял. Шпака по плечу хлопают, поздравляют, с новым рождением. В общем незабываемая у мужиков охота получилась.
Лиза внимательно вгляделась в участкового. Потом сказала:
– Я видела эту фотографию, где Ван Ваныч с вашим убитым медведем сфотографировался. Только там егерь худой был, а вы вон какой… И еще он рассказывал, все наоборот. Что он с рогатиной вас спасал.
Участковый невозмутимо пожал плечами.
– Пять лет назад, я весил семьдесят килограмм, а сейчас сто двадцать. Разница есть?
– Есть! – согласилась Лиза. Участковый продолжил:
– А то, что Шпак рассказывает, все наоборот, так и я на его месте то же самое делал бы. Только вы обратите внимание на его порты, на фотографии. Куртка камуфляжная, а порты не в тон, порты мои. Он один портами выделяется на фотографии от своих друзей.
– Что вы хотите этим сказать? – сердито спросила Лиза. Участковый засмеялся.
– Кому ни покажешь фотографию, все думают одно и то же. Ничего такого не случилось, о чем вы подумали. Просто когда он лез на сосенку, медведь успел лапой достать только до брюк, вот он их когтями и располосовал. А теперь, – участковый поднял глаза на Мясоедова, – вы надеюсь понимаете, какие у меня связи в Москве и на какой верх я выхожу. Мужики-то двигаются вперед, еще по звездочке заработали. Сказали мне, звони, в любой момент. Из деревни вытащили, в милицию определили, вот в участковые перевели. Учусь ведь я, в юридическом. Правда, на платном. С жильем обещали помочь. По вашему делу, просил их ускорить экспертизу. Сказали, самое позднее утром, будут результаты и по пальчикам и по крови. Так, что я как участковый на месте. Меня на плохой участок не поставят. А вы не цените…
Участковый передразнил Костю Мясоедова:
– Би…и…лет… где ты его взял?… Да меня сам начальник нашего управления боится, если на то пошло. Я если захочу у любого погоны посрываю.
– Ну и чем дело закончилось? – спросила любопытная Лиза.
– Чем? – усмехнулся участковый, – Тем, чем и заканчиваются обычно такие истории. Впервой что ли? Шкуру убитого медведя генералы не поделили. Сначала все хорошо шло. Вызвали обоих сержантов, ноги ставили на тушу, фотографировались и группой и отдельно. Затем погрузили медведя на салазки, они у меня большие, я дрова на них из леса возил, и потащили Топтыгина до машин. От сержантов пар валил, когда они вышли на дорогу. А там ко мне домой.
Заместитель Ворона у ворот встречает, лицо маслянистое, суетится мужик, всем угодить хочет, докладает мне, что баранина отварная есть и плов и банька поспела. Я думаю, пока нас не было, взвод милиции у меня во дворе трудился. Снег со всего двора за ограду повыбрасывали. В общем, сели за стол. Подняли сразу стаканы, как полагается за удачу, выпили по первой. Хорошо пошла. Сразу налили по второй. Тост тут Шпак захотел произнести. Долго говорил он, начал с друзей, какие они закадычные, потом и меня вспомнил, и мою собаку Карая, а в конце сказал, что пес наверно шкуру зверю немного попортил, когда сзади его за ляжки хватал, а он ее хотел на стену повесить.