Хотя несколько связок этих удивительных изготовленных из причудливых сплавов металлических цветков можно увидеть в музеях городов и монастырей Колонии, вопрос об их происхождении остается спорным...
Одни специалисты безапелляционно утверждают, что эти причудливые экспонаты — полнейшая мистификация. При этом они приводят данные металлографического и искусствоведческого анализа, убедительно свидетельствующие о том, что колокольчики — дело рук человеческих.
Другие — не опровергая приводимых фактов — отмечают, что именно так оно и должно быть. И приводят документы эпохи Изоляции, из которых следует — и следует почти непреложно, — что именно тайные сообщества кузнецов начали изготовлять (да, похоже, изготовляют и до сих пор) колокольчики для тех немногих, кто первыми — и именно с помощью музыкального звона — установил со звеннами контакт и начал обучать их земным языкам. Гораздо позже, к слову сказать, точно таким же путем — через звенящие стержни — сами звенны научились вызывать доверчивых в ту пору тахо для встреч с людьми... (До той же поры разумность обитателей Болот считалась лишь весьма фантастическим допущением отдельных энтузиастов Контакта — из тех, что склонны видеть следы рассудочной деятельности даже в росте плесневой колонии.)
В общем, много чего говорят ученые люди.
Но те, кому пришлось жить — а тем более провести детство — вблизи Лесов звеннов, раскиданных по всей Бэ-Ка, в существование колокольчиков и в их силу верят. Верят тихо, но без всяких сомнений. И без особого желания посвящать в эту свою веру посторонних. Каманера была из таких.
Бэзилу так и не удалось понять, по каким признакам удалось Элен вычислить тайник-алтарек, расположенный в почти незаметном среди здешнего мха углублении древнего камня. То ли трава здесь росла не так, то ли как-то по-особенному располагались мелкие и невзрачные цветы, полускрытые в этой траве...
А может, и ни при чем здесь были и трава и цветы — гадать было бессмысленно. Главное — когда тонкая, быстрая рука Каманеры скользнула под мох, то исчезла она там почти по локоть. И вернулась со связкой из неполной дюжины колокольчиков.
Бэзил нагнулся над ладонью Элен и засопел, разглядывая их.
Были они все разные — не похожие друг на друга ни формой, ни узором (если их рельеф можно было назвать узором). Но все они были малы — чуть больше ногтя размером. Причудливые тонкие и острые крючочки украшали вершину каждого из них. Художественное чутье подсказало Бэзу, что коллекционеры, пожалуй, заинтересовались бы этими чудесными вещицами. И что будь Большая Колония не таким захолустным Миром, то уж наверняка здесь и в Федерации вообще существовал бы рынок таких изделий — настоящих и фальшивок, разумеется.
— Ты э-э... положишь их на место? — осведомился он. — Э-э... Потом?
Каманера прожгла его полным подозрения взглядом:
— И не думай!! И не думай, Бэз!!! С такими вещами связываться — себе дороже! — И уже спокойнее пояснила: — Колокольчики надо отдать тому, кто придет на их звон. Он их положит туда, куда звенны сочтут нужным. Отойдем сюда — под большое дерево... Здесь суше.
И в самом деле, дождевая вода уже пропитала кроны здешних лесных гигантов там, где кроны эти были потоньше, и сухой опавшая листва оставалась только поближе к стволам и корням. Зато и сумрак там был погуще.
В этом сумраке Каманера, жестом велев Бэзу замолкнуть, встала, выпрямившись вдоль гладко уходящего вверх ствола, сосредоточилась и, закрыв глаза, приступила к ответственной операции подманивания звенна. Она осторожно, на ощупь, по одному, выбирала с ладони левой руки колокольчики и подносила то к одному, то к другому уху, прислушиваясь к их звучанию. Потом, придя к какому-то ей одной понятному решению, прикрепляла их на плечо, на рукав своей походной куртки, на джинсы — то у колена, то у щиколотки.
А потом она начала танцевать. (Наверное, «танцевать» было самым подходящим определением для ее занятия.) Танцевать неуверенно и несмело, вспоминая давно забытые движения и жесты. И по-прежнему не открывая глаз. Она словно ожидала каждого очередного звука колокольчиков и только тогда позволяла себе сделать следующее движение.
Странная, непривычная человеческому уху мелодия поплыла по Лесу.
Бэзил впервые видел перед собой робкую и неуверенную Элен. Нет, что там, разыгрывать робость и неуверенность, святую простоту и детскую наивность Каманера могла великолепно. Но Бэзил Кац на то и был Бэзилом Кацем, чтобы уметь прекрасно отличать игру от истинного состояния человека. И вот — он не верил собственным глазам — перед ним была Каманера, не знающая, каким станет ее следующее движение, и потому странно угловатая, напряженная и изящная одновременно. Бэзил прикрыл глаза и стал вспоминать их первое знакомство — там, далеко от этого сумрачного сырого леса, пропитанного чужим колдовством. Боже! Боже, как его занесло оттуда — сюда?!
Бэз был уже готов прослезиться над своей судьбой, когда откуда-то из кроны дерева чуть ли не прямо ему на голову рухнуло то, что он принял за сноп странно сухой травы. Это был пришедший на зов звенн.
«Мы давно не виделись с тобой, Элли, — написала шелестящая тень тусклыми буквами на фоне зеленого сумрака. — Тебя сделали хуже — там, где ты была».
Звенны не делают комплиментов. Друзьям — тем более.
Элен не смогла скрыть вздоха облегчения.
— Узнаю тебя, Занн, — улыбнулась она. — По корявому почерку. Как хорошо, что ты жив... Может быть, это вы здесь сделались лучше, а не меня сделали хуже?
«Это хорошо, что ты не разучилась шутить, — сообщили ей действительно не слишком правильные буковки, появляющиеся из полутьмы. — И хорошо, что помнишь меня. Но не стоило обо мне беспокоиться. Огонь и Ветер еще не скоро доберутся до меня... Но будет лучше, если ты сразу скажешь, зачем позвала меня. Ты же знаешь, в дождь звенны смотрят сны...»
— Мне нужно встретиться с одним мальком, — торопливо объяснила Элен. — Звенны его знают. Должны знать.
Едва заметная тень не ответила ничего. Звенн ждал продолжения разговора. А может, начинал смотреть сны.
— Я понимаю, — все так же торопливо продолжила Каманера, — не один малек дружит с вами. Наверное, их даже много... Но этот — он приемный сын Нолана. Скрипача... Он сейчас где-то с вами...
«Зачем ты хочешь встретиться с Орри Ноланом?» — спросил Занн.
— Он в беде, — объяснила Элен. — Мы должны ему помочь. Мы дали Клятву, что Орри Нолан будет нашим другом, пока есть Огонь и есть Ветер. — Звенны могут спросить об этом у него самого...
«Ты всегда любила обманывать, Элли, — сообщили неровные, тусклые буквы. — Я надеюсь, что сейчас...»
— С Клятвой не шутят — ты сам меня учил... Таким вещам. И я же сказала — звенны могут спросить у самого Орри...
«Сейчас это трудно — спросить у него, — написал в сумраке Занн. — Если ты что-то хочешь передать мальчику — скажи — мне. Ты знаешь — звеннам можно верить».
На мгновение Элен смешалась.
— Нам — как-то неопределенно произнесла она и тут же, бросив взгляд на Бэзила, нашлась. — Нам надо обязательно видеть его лично. И передать ему вот это...
Она кивнула на прикованный к запястью Бэзила футляр. Бэзил выпучил на нее глаза и издал звук — из тех, что издает содержимое расколотого яйца при встрече с раскаленной поверхностью сковородки. Но Каманера полностью игнорировала реакцию своего компаньона на этот неожиданный ход.
— Это... — хотела объяснить она.
«Не надо говорить».
Словно сухая трава зашуршала по потертому футляру, и что-то почти невесомое на мгновение коснулось тыльной стороны руки Бэзила — Бэз удостоился прикосновения звенна.
«Не надо говорить, — повторил Занн. — Это инструмент Нолана-Скрипача. Он играл на нем звеннам. Мы помним это...»