«Во времена Робинзона Крузо пароходы уже были?» – спросил папа. «Не было никаких пароходов, – сказал я, – тогда плавали только парусники». Даниэль Дефо, продолжил я, описал не одно путешествие и лишь под парусами. Вспомнил я и «Остров сокровищ» Стивенсона, где описываются одни только парусные суда: «А это было позднее времени Робинзона Крузо».
И тут я услышал нечто неожиданное: «А что ты читал у Пришвина?» – «У Пришвина?» – переспросил я. «Да, у Михаила Пришвина». Я хмыкнул и перечислил рассказы «Говорящий грач», «Предательская колбаса», «Лисичкин хлеб», ещё несколько.
Папа опять кивнул и показал мне в книге Пришвина произведение «Школьная робинзонада», прочитал первую фразу: «Да, были светлые часы высокого самосознания на том Робинзоновом острове, куда закинули меня житейские волны».
Робинзоновым островом писатель назвал заброшенную усадьбу, где ему довелось жить, когда после Гражданской войны царило разорение, не было многого, в том числе, спичек. Из древесных грибов приходилось делать трут, огонь высекать, ударяя обломком напильника по куску яшмы. Особенно трудно справляться с этим было ночью, когда к кровати подбирались крысы.
Но вот однажды, пишет Пришвин, подъехал первый «красный купец» с иголками, ситцами и всякой всячиной:
«Я бросился к нему и купил бензин и зажигалку – какое это было счастье, и рассказать невозможно, это было, как Робинзону первый показавшийся вдали дымок парохода».
Папа прочитал строки вслух и дал прочесть мне. Это написал, сказал он, школьный учитель, к тому же, печатавшийся в журналах. Я услышал, что сам Пришвин учился в классической гимназии, а также в реальном училище, потом в Рижском политехникуме, позднее окончил университет в Лейпциге, получил диплом инженера-землеустроителя. «Стал видным писателем, который много путешествовал, наблюдал, записывал. А в его «Робинзонаде» так и остался Робинзон, увидевший дымок парохода», – подытожил мой отец. И добавил, что не следует доверять авторитетам, надо критически смотреть на всё, что читаешь.
Малограмотность — не порок
Учась в девятом классе, я стал читать «Один день Ивана Денисовича» в хранившемся у нас номере «Нового мира» за ноябрь 1962 года. И показал отцу фразу: «Завстоловой – откормленный гад, голова как тыква, в плечах аршин». Надо было, сказал я, написать «в плечах косая сажень». И привёл примеры употребления этого фразеологизма. «Молодец! – похвалил меня отец. – А я просмотрел». Аршин, вспомнили мы, равен 0,71 м, а косая сажень равна 2,1 м – потому и возник такой фразеологизм, гипербола сразу даёт представление о ширине плеч.
«Аршин» на месте в других фразеологизмах: «Мерить на свой аршин», «стоит, будто аршин проглотил», «видит на аршин в землю».
Позднее, в 1970-е годы, я предлагал отцу послушать Высоцкого: пластинки и магнитофонные записи. Когда звучала песня про жирафа и антилопу в жёлтой жаркой Африке, папа нахмурился после слов:
И ушли к бизонам жить
С жирафом антилопа.
Бизоны, сказал он, обитают, как мы знаем, в Северной Америке, а в Африке – буйволы. Слушая «Ещё не вечер», отец нахмурился, когда было пропето:
Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза,
Чтоб не достаться спрутам или крабам,
Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах
Мы покидали тонущий корабль.
Кольты, произнёс он, носили американские ковбои с середины XIX века, во времена корсаров револьверов не было.
Слушая в другой песне:
По выжженной равнине –
За метром метр –
Идут по Украине
Солдаты группы "Центр"…
отец поморщился и в сердцах воскликнул: «Ну нельзя же так!» Он имел в виду то, что по Украине шли солдаты группы армий «Юг», а солдаты группы армий «Центр» шли на Смоленск, на Москву. Незнание этого его покоробило.
Всё же он продолжал слушать песню за песней и улыбнулся, покачал головой, услышав:
И рассказать бы Гоголю
Про нашу жизнь убогую, –
Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.
А потом Высоцкий пропел:
Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые...
Отражается небо в лесу, как в воде, —
И деревья стоят голубые.
У отца вырвалось: «Самобытно! Великолепно!» Я был поражён. Отец объяснил, что в высшей степени восхитился образным: «Отражается небо в лесу, как воде, — / И деревья стоят голубые».
Он с взволнованным вниманием прослушал песню ещё раз и сказал на взводе: «Хрен с ними — с группой «Центр», с кольтами, бизонами! У него всепроникающая задушевность!» Подошёл к окну и долго глядел вдаль на полоску луга у Волги.
У Высоцкого — голубое небо, а у него, догадывался я, — морозные звёзды. «Наши павшие — как часовые…»
С того дня он стал время от времени слушать песню «Он не вернулся из боя».
Роковое плавание
На жизнь моего отца пришлись роковые моменты истории, о которых он говорил мне, по мере того как я взрослел. Потом я сам стал вызывать его на эти разговоры, особенно после того как после окончания университета в 1976-м и работы в газете «Молодой ленинец» в Саранске, жил у родителей, заведуя отделом в газете «Знамя коммунизма». Я говорил отцу то, что узнал к тому времени, и ставил вопросы, которые у меня возникали. И много лет спустя я занимался всем тем, что наметилось в разговорах с отцом, и буду в дальнейшем приводить факты, до которых дошёл самостоятельно, когда отца уже не было в живых.
Раз за разом мы с ним, а потом и я один обращались к царствованию Николая II. Он был монарх «самодержавный и неограниченный». Ему нераздельно принадлежало право издавать законы. Существовал Государственный Совет, куда царь назначал высших сановников. Он обсуждал с ними проекты законов и мог согласиться либо с мнением большинства, либо с мнением меньшинства, или же отвергнуть и то, и другое. В области исполнительной ему тоже принадлежала неограниченная полнота власти. А ещё он являлся главой Русской православной церкви.
После вступления на престол Николай II обратился 17 января 1895 года к земским депутациям: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть знают все, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твёрдо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель».
Напомню, что в то время, в конце XIX века, лишь две страны Европы не имели народного представительства: Черногория и Российская империя. Что это, как не вопиющая отсталость, которая заслуживает слова «варварство»? Порядок управления российским государством следовало менять, к труду на благо страны было готово много образованных одарённых людей на разных общественных уровнях, но их участие в переустройстве России напрочь отвергалось. Мой отец говорил: «На капитанский мостик взошёл не тот капитан» и добавлял, что и «предыдущий не годился».
В стране бурно росла промышленность, развивались науки, меняющаяся жизнь выдвигала задачи, которые бессильно было решать самодержавие. Оно давило живую жизнь, и тут символична Ходынская катастрофа 18 (30) мая 1896 года. В давке на Ходынском поле погибло 1379 человек, отметив коронацию Николая II.