Здесь нельзя не вспомнить описанный Гербертом Уэллсом «танец, исполненный джентльменом из окрестностей Баку. В отороченной мехом куртке, папахе и сапогах он стремительно и искусно танцует что-то вроде чечетки. Вынув два кинжала, он берет их в зубы и устанавливает на них два других, лезвия которых оказываются в опасном соседстве с его носом. Наконец, он кладет себе на лоб пятый кинжал, продолжая с тем же искусством отбивать чечетку в такт типичной восточной мелодии. Подбоченясь, он изгибается и идет вприсядку, как это делают русские казаки, все время описывая медленные круги и не переставая хлопать в ладоши».
Герберт Уэллс отмечает: «Я пытался установить, был ли он типичным азиатским пролетарием или символизировал нечто иное, но так и не добился ясности» и добавляет: «Я с удовольствием воскресил бы Карла Маркса специально для того, чтоб посмотреть, как он будет глубокомысленно разглядывать его поверх своей бороды».
Советские солдаты, названные «воинами-интернационалистами», воевали отчасти в союзе с подобными джентльменами, отчасти – против них. Факт тот, что Российская империя закончила своё расширение на Памире к 12 сентября 1895 года, а СССР это расширение продолжил. Точнее, попытался продолжить. От того, что последовало, лучше отвлечься танцем джентльмена с кинжалами.
Инстинкт захвата
Вспоминаю ребят, с которыми рос в Бугуруслане. Мы повторяли услышанные анекдоты о Хрущёве. Потом, когда наша семья переехала в Новокуйбышевск, от здешних друзей я слышал анекдоты о Брежневе. К примеру: «На «б» начинается, со всеми целуется, обнимается. Отгадай, что это?» Доставалось и Ленину. Ходил анекдот о том, как отмечали 100-летие со дня его рождения. Мебельная фабрика выпустила трёхспальную кровать «Ленин всегда с нами», на винных ларьках повесили вывеску «Ленин в разливе». Доводилось слышать песенку: «Жили-были три бандита: Гитлер, Сталин и Никита, один бил, другой давил, третий голодом морил…»
Не помню, чтобы кто-то из ребят возмутился анекдотом ли, песенкой. Городская дворовая среда была настроена к режиму скептически. Милицию ненавидели, про КГБ мало что знали. Однако подростки, молодые люди, даже в глумливой неприязни к властям, к режиму, никак не посягали на право СССР властвовать над другими странами. Летом 1968, ещё до ввода советских войск в Чехословакию, подросткам, молодёжи было известно, что «там против нас возбухают». Должностью Александра Дубчека, Первого секретаря Компартии Чехословакии, не интересовались, знали его фамилию и то, что он «главный». В связи с этим родилась остротка. Что, мол, надо сделать, чтобы Чехословакия на нас не вякала? Дуб срубить, а ЧК оставить.
Когда в ЧССР вошли войска соцстран, распространились примечательные мифы. Не от одного рассказчика я слышал следующее. Советские танки едут по улице, а жители перед ними, в знак протеста, ложатся. Наши-де вылезают из танков, оттаскивают людей, а те плюются, вырываются, в драку лезут. А наши всё по-доброму хотят.
Едут танки немцев ГДР, перед ними, как и перед советскими танками, сплошь чехи лежат. Немец из башни высунулся, кричит: «С дороги! С дороги! Опасно для жизни!» И после прямо по лежащим людям едут.
Эта фантазия доставляла, можно сказать, чувственное удовольствие и рассказчику, и слушателям. «Наши» представали добрыми и через свою доброту страдающими (это так приятно сознавать), а немцы, известное дело, жестокие, но чехи сами нарывались. Получили?! Один рассказчик живописал: проедут-де танки по лежащим, а потом немец возле танка стоит и сапёрной лопаткой мясо с гусеницы соскребает. Картинка! Злодей в роли, вызывающей внутренний восторженный возглас: «Вот, сволочь, даёт!»
Ещё один рассказ курсировал не только в Новокуйбышевске, но и в Бугуруслане, куда я приезжал к родным. Шёл, мол, в Чехословакии патруль: наш советский солдат и немец из ГДР, оба, как положено, с автоматами. А навстречу – толпа молодёжи, смеются, поют, приплясывают. Окружили патрульных, «обжали» и дальше пошли. А наш солдат наземь опустился, в бок ему нож всадили. Немец увидал, повернулся к толпе, «встал на колено и весь рожок, тридцать патронов, в неё выпустил». Опять, понятно, аплодисменты слушателей.
Я передавал все эти россказни отцу, он только головой качал.
Песня Галича про «наши танки на чужой земле» вошла в историю, но много ли говорят (если вообще говорят) о мифах, которые я привёл? А они – голос народа, выражение того инстинкта, который никуда не делся.
Герцен, издавая в Лондоне свой «Колокол», поддержал польское восстание против царизма в 1863-64 гг., и возбудил ненависть не только известных русских националистов, реакционеров, славянофилов, но и либеральных кругов. Былые друзья, люди, писавшие для «Колокола», отвернулись от Герцена, тираж журнала безнадёжно упал. Победил тот инстинкт, который через много лет проявил себя в мифах о желанном: о танках немцев, едущих по людям в Чехословакии.
Запускаемые слухи
Однажды отец пришёл из школы N 18, где замещал учительницу русского языка и литературы, и сообщил, что в учительской говорили об академике Сахарове, который в то время был в ссылке в Горьком. Одна учительница заявила, что настоящая фамилия Сахарова – Цукерман.
Отец дома сказал, что не поверил. «Явная утка, нехорошо пахнущая». Спустя недолгое время я был на сборе журналистов Куйбышевской области в доме отдыха «Дубки», там перед нами выступал сотрудник КГБ с докладом о подрывной деятельности иностранных спецслужб против СССР. После доклада один из журналистов задал вопрос: «Правда, что Сахаров на самом деле Цукерман?» Гэбэшник с извиняющимся видом ответил: «Не могу сказать, не знаю», – и развёл руками. По тому, что он не опроверг ложь, легко было понять, откуда она пошла.
Шоры на глазах
Национальное самолюбие не позволяет русским историкам признать факты, которые показывают Россию не такой, какой им хочется её видеть. Для них унизительно то, что великая Российская империя с 1762-го по 1914 год была поднемецкой. Но ведь не взяв это во внимание, не найдёшь правильного объяснения тому, что происходило со страной в XX веке и отразилось на сегодняшнем дне.
Я не хочу переубеждать людей массового сознания, они всегда будут видеть свою страну только в выгодном для неё свете, им это жизненно необходимо. Но, думаю, среди россиян найдутся апологеты исследований, кого заинтересует взгляд моего отца и мой на Россию – точка зрения немцев, которые в ней родились и выросли, а мой отец в ней ещё и воевал.
Подводя итоги, подчёркиваю следующее. Германская династия фон Гольштейн-Готторпов сразу же предоставила русским дворянам право не служить, вести праздную жизнь, при этом владея крестьянами, землёй и её недрами. На освободившиеся места стали приниматься остзейские (прибалтийские) немцы, немцы из германских государств, голландцы, шведы, другие иностранцы. Формировался правящий слой нерусского происхождения. Что в этом отрицательного, а что положительного? Для сбора и изучения всех «за» и «против» понадобится труд не одного историка. Мне остаётся пожелать, чтобы за такой труд принялись. Иначе же просто глупо – рассуждать об истории России, не видя, что в ней сформировался правящий слой нерусского происхождения.
Самодержавие императоров-немцев, наличие многих немцев в государственных структурах предполагали дружбу с Пруссией и другими германскими государствами. Так оно и было. Когда 2 марта 1855 окончил свои дни русский царь Николай I, берлинские газеты писали: «Умер наш император».
После провозглашения германской империи в 1871 году, Бисмарк и кайзер Вильгельм I были за дружбу с Россией.
Вспомним, что попытка наступления германцев на русские земли, Drang nach Osten, окончилась в 1242 году, когда под лёд Чудского озера провалилось двадцать рыцарей и шестеро попало в плен. Событие было невероятно раздуто. Война Елизаветы Петровны с Фридрихом II не в счёт: против Пруссии тогда воевали Австрия и другие немцы.
И никаких более столкновений германцев с русскими не было!