– Они их заровняли! Преступники следов не оставляют! – заявил Желтяков.
– Тьфу! – ответил ему Лазарев и в сопровождении двух «опричников» отправился в Анисовку.
– Вот так хамские начальники относятся к рабочему труду! – сказал Желтяков.
– И к человеку вообще! – добавил Клюквин. Оскорбленное достоинство требовало утешения.
Желтяков достал из кармана небольшое количество денег. Клюквин достал свои. Соединили, посчитали. На утешение достоинства хватало.
А Лазарев во многих местах увидел знакомые новехонькие планки. Но хозяев нигде не сумел доискаться и дозваться. Только у огорода Савичева ему повезло: тот работал. Правда, сейчас он колотил старые доски, но в заборе желтел изрядный кусок искомого штакетника.
– Хозяин, где штакетник брал? – окликнул Лазарев Савичева.
Тот подошел и попросил уточнить:
– Какой?
– А вот этот! – указал Лазарев.
Савичев посмотрел на планки. Потом на Лазарева.
– Не понял вопроса. Что значит – где брал?
– Вот этот вот штакетник где брал?
– Обратно не понял. Он же в заборе, зачем его брать? – силился Савичев уразуметь, чего надо Лазареву.
– А в заборе он как появился? В заборе как появился, спрашиваю! – Лазарев махал руками так, будто объяснял глухонемому. Но Савичев не мог разделить его волнение.
– Вот чудак человек! – усмехнулся он. – Я поставил, так и появился.
– И когда же ты его поставил? – тут же уцепился Лазарев.
– А я помню? Странные вопросы у вас.
Лазарев понял, что тут говорить бесполезно. Говорить надо в администрации.
И вот он уже предъявляет претензии Андрею Ильичу и Кравцову.
– Это ни в какие ворота не лезет! Вчера утром привезли штакетник, чтобы овраг отгородить, для общей пользы, между прочим! Не стали даже на территорию сваливать: зачем, все равно к оврагу таскать! И нате вам, глазом не моргнули – сперли все дочиста! И где наше доброе соседство, Андрей Ильич?
– А точно наши?
– А чьи же? Да я своими глазами видел – заборах в пяти, не меньше, пойдемте посмотрим, если не верите!
Что ж, пошли посмотреть.
Но вот странное дело: в тех заборах, где недавно были ясно видимые заплаты из штакетника, появились на этих местах старые доски. Или вообще зияла пустота.
– Ладно! – сказал Лазарев и повел ко двору Савичева. Там не было ни пустоты, ни прорехи, забор однородно состоял из разнородных досок.
– Эй! – крикнул Лазарев. – Хозяин! Ты куда штакетник дел?
– Не понял вопроса!
Опыт недавнего общения с Савичевым говорил Лазареву: он только зря потеряет время.
– Ладно! – сказал он и повел всех к «Полю чудес». И там, между забором и оврагом, они увидели гору штакетника. Запачканный землей, частично поломанный, но, похоже, почти весь в наличии.
– Ничего не понимаю, – сказал Лазарев.
– Ничего не понимаю, – сказала Людмила, к которой заглянула в гости Липкина. – Кто-то Виталию чего-то наговорил... Глупость, честное слово!
– Дело не в Виталии! – напомнила Липкина.
– А в ком же?
– В Кравцове.
– Никакого в нем дела нет.
– Ты бы видела его глаза! – ужаснулась Липкина. – Просто ушибленные! Говорит будто бы по делу, а сам думает про свое!
– Мало ли о чем он думает. Смешно.
– Ты слушай! Мы с ним чаю попили, я вроде отвлеклась, начала про школу. Про тебя в ряду других. Сразу про дело забыл! Ушки стоечкой! Ясно тебе?
– Странно, – размышляла вслух Людмила. – Наверняка он в городе был другим. А я уж тем более, – усмехнулась она, многое и сразу вспомнив. – Воздух, что ли, тут такой...
– Можешь мне все сказать! – разрешила Липкина. – Во мне умрет, ты же знаешь! Что, врюхалась?
– Да нет, – пожала плечами Людмила.
– Врюхалась! – решила за нее Липкина. – Уж поверь мне. Это как химическая реакция. Хочешь не хочешь, а она происходит!
– Да ничего не происходит.
– Оно и видно! Ох, прямо и грустно на вас смотреть, и завидно! – вздохнула Липкина.
– Чему завидовать? Не сошлось ничего...
Не сошлись заборы у Савичева и Сироткина. Савичев взял сильно влево, к огороду Сироткиных, а Сироткин сильно вправо, к огороду Савичевых. И получилось, что если заборы мысленно продолжить, то между ними окажется широкая ничейная полоса. Сироткин, в отличие от жены, хромоватой и косоватой, мужик прямой, даже чересчур. Такие азартно и легко берутся за любое дело, но часто заводят его в тупик или, как вот сейчас, в сторону. А переделывать не умеют, да и претит это их прямой натуре. Главное же – азарт пропадает. И они чешут в голове, глядя с тоской на сомнительный результат, и не понимают, как быть.
Савичев живет по-другому. Он, когда попадает в трудное положение, предпочитает его спокойно осмыслить. Поэтому он взял бутылочку из своих запасов, стаканчик, огурцов, хлеба, кусок колбасы. Сел в тени, выпивает, закусывает. Видеть этот процесс и не участвовать в нем нормальному и здоровому человеку нелегко. Сироткин оглянулся на дом и решился нарушить молчание. Тем более что повод и предмет обсуждения серьезен, в состоянии любой вражды двум мужикам поговорить о нем незазорно, он, как на нейтральной полосе цветы, если вспомнить песню, тоже абсолютно нейтрален.