Выбрать главу

Таких, как Дуганов, запойных, в Анисовке несколько. Есть и болезненные, как Читыркин, но которые, в отличие от него, крепятся неделями и месяцами. Другие терпят по долгу службы, ради семьи, однако это все – временно непьющие, умеренно пьющие, по праздникам пьющие и т.п. А совсем непьющих в Анисовке все-таки только двое: зоотехник Малаев и Стасов. Но с Малаевым особенная история, он раньше зашибал очень крепко, потом бросил и утверждает, что сделал это из принципа и из гражданского долга. Стасов же случай уникальный: он не пьет просто так. Он не пьет потому, что не хочет. Вслушайтесь в эти слова – и поймете, насколько это невероятно. Не мочь пить – это у русского человека встречается. Причины смотрите выше. А вот не хотеть пить — это мы даже не знаем, как это. Человек просто не пьет потому, что просто не пьет! Несуразица какая-то!

Придется пояснить. Вячеслав Стасов с юности был склонен к умственным рассуждениям и ничего не делал, предварительно не подумав. И вот однажды перед ним впервые в жизни оказался стакан с вином или водкой – неважно. На свадьбе, на майских праздниках, на похоронах – неважно. Все вокруг пили, Стасову предстояло в первый раз попробовать. Он взял стакан, понюхал. Ему не понравилось. Его поощряли, торопили, подбадривали. Ему не хотелось. И он подумал: а с какой стати я это буду делать, если мне не хочет– ся? То есть в тот момент, когда у каждого молодого человека рождается мысль «что будет, если я выпью?», у него родилась мысль противоположная – «что будет, если я не выпью?». И он не выпил. Раз не выпил, другой не выпил, третий. Ему понравилось! Другие дурят, хулиганят, ведут себя смешно и глупо, а он остается самим собой. Однажды, служа в армии, он все-таки рискнул, заглотнул полстакана спирта, когда замерз, сопровождая военный груз, но ожидания его оправдались: ему не понравилось. Мутило желудок, мозги, вывело из состояния равновесия. Точно так же получилось и с курением. Не хочу, думал он, так чего ради начинать?

Не хотеть Стасову очень понравилось. Он поэтому долго не женился. Не хотел. Мать и отец ему всю голову продолбили: женись, пора, люди смеются!

– А зачем? – спрашивал он.

– Тю, дурак! Какой ты мужик без семьи?

– Почему же я без семьи не мужик?

– Потому! Женишься, дети пойдут.

– Не хочу. Мне и так хорошо.

– Это сейчас хорошо! А состаришься – кто поможет, кто утешит?

– Ну, вот вы состарились, – отвечал Стасов. – Помочь я вам еще помогу, а утешение какое? Одно вам получается от меня расстройство.

Ну и так далее. Он в конце концов женился на довольно молодой и довольно симпатичной Надежде, но только потому, что почувствовал: хочет.

Так было и с работой в совхозе. Мороки много, денег мало, охоты совсем никакой. И однажды Стасов взял да и бросил работать в совхозе. Уволился, начал заниматься своим хозяйством, рыбалкой, ульями и прочим, что было гораздо интересней. К нему приставали директор совхоза, профсоюзный руководитель, партийный руководитель, даже из района приезжал какой-то руководитель, и у всех был вопрос: «Почему ты, Стасов, не работаешь в совхозе, в то время как все работают в совхозе?» Стасов отвечал прямо: «А не хочу!» «Ты живешь на совхозной территории!» – напоминали ему. «Этот дом еще мой дед строил!» – отвечал Стасов. Руководители грозили мерами. Надежда плакала, уговаривала мужа, он стоял на своем, хотя, если честно, слегка побаивался. Руководители же были полностью уверены, что легко найдут способ прищучить Стасова. Но вдруг выяснилось: Стасова, не работника совхоза, не члена профсоюза, не члена партии, не члена и не сотрудника вообще ничего – нечем прищучить! Его даже нельзя обвинить в тунеядстве, поскольку мед и сельхозпродукцию он сдает официальным заготовителям из потребительской кооперации и имеет законный источник доходов. То есть руководители набрели вдруг на довольно-таки страшное открытие: оказывается, в условиях тотальной советской и партийной власти и государственного социализма человек может – и даже имеет право! – отделить себя и от советской власти, и от партии, и от социализма, и чуть ли не вообще от государства. Партийный чиновник областного масштаба, обобщивший эти результаты, перестал ходить на работу и взялся сочинять письмо в ЦК КПСС, озаглавленное: «Обнаруженные возможности уклонения от исполнения гражданского долга», где приходил к выводу, что если однажды жители СССР захотят договориться между собой и перестать работать на партию, социализм и государство, они запросто это могут сделать – и в тот же миг без контрреволюции и мятежа, без диссидентов и без происков ЦРУ первое в мире государство рабочих и крестьян перестанет существовать! Он дописал письмо до 156-й страницы, потратив на это четыре месяца, но не закончил: по просьбе домочадцев его свезли в психушку.