– Это еще зачем? Лет двадцать так стоят.
– Ясно...
Он выбежал из дома. Огляделся. Ага, машина Корытникова тут еще. И сам он стоит у дома Стасовых. Это хорошо.
Корытников в этот момент горячился:
– Нет, это просто с ума сойти! Ты ведь даже не представляешь, от какой судьбы отказываешься!
– Я не от судьбы, я от вас, – тихо сказала Нина.
– Чего такое? Ты, значит, так все поняла?
– Именно так.
– Напрасно! Я в этом смысле абсолютно бескорыстный человек! Жалко просто: такая красота – и никто не видит!
– Почему никто? Что тут, людей, что ли, нет?
– А разве есть?
Тут Корытников увидел приближающегося милиционера и спросил ехидно:
– Это, что ли, люди?
И пошел навстречу Кравцову.
И сунул уже руку в карман, чтобы достать бумажник, но Кравцов его опередил. Причем вид у него был какой-то странный. И фуражечка не на затылке, и глаза свежие, и общее выражение лица отнюдь не туповато-служебное. Просто совсем другой человек.
– Здравствуйте! Я вас не обидел вчера, случайно? – спросил Кравцов крайне вежливо. – Скверная привычка видеть в намерениях человека криминал. Издержки профессии, смотришь на каждого, так сказать, с уголовно-процессуальной точки зрения. Нонсенс, он же парадокс! А вы ведь всего лишь коллекционер, как я понял?
Корытников был сбит с толку.
– Именно, коллекционер! А вы-то кто?
– Странный вопрос! Мы ведь знакомились – и даже дважды.
– Не знаю, что вы изображаете и зачем, – наугад сказал Корытников, – но можете не стараться. Я трачу свое время и свои деньги, чтобы сохранить то, что темные люди выбрасывают. Сохранить – чтобы передать в музей!
– Зачем вы так сердитесь? – огорчился Кравцов. – Я ведь ни в чем вас не обвиняю! Кстати, посмотреть можно?
– Это еще зачем? У вас что, ордер на обыск?
– Какой обыск? Я просто интересуюсь. И молодежь интересуется! – Кравцов указал на Нину и на очень кстати подъезжающего на своем мопеде Вадика. – Вадик, остановись на минутку! – попросил он.
Вадик остановился, слез, подошел. Подошла и Нина. Корытникову стало совсем неуютно.
– Нет, я не понимаю...
– Я тоже не понимаю, – развел руками Кравцов. – Много чего не понимаю. Например: почему, имея такие большие деньги, а они большие, сам видел – и вы даже мне предлагали...
– Я...
– Помолчите, пожалуйста! Почему, имея такие деньги, вы ездите на такой скверной машине? На которой, тем не менее, стоит очень дорогая сигнализация. А багажник, – Кравцов постучал, – вообще чуть ли не бронированный! Может, объясните?
– С удовольствием! В другом месте! – разозлился Корытников.
Блеф подобного рода иногда срабатывал: сельская милиция твердо убеждена, что городские жулики имеют высоких городских покровителей. И часто это правда, но Кравцов не испугался:
– В другом, так в другом. Вместе поедем. Только учтите, вы поедете в качестве задержанного. – И Кравцов достал наручники.
Корытников наконец понял: дело плохо. Его ум, привыкший к арифметике, тут же все сосчитал и выдал результат.
– Заявляю! – сказал он. – Все, что у меня есть, сдано жителями добровольно! И даже не куплено, а деньги я им предложил в виде личного вспомоществования!
– Грамотно излагаете. Но багажник-то откройте!
Корытникову некуда было деваться. Его беспокоил, собственно, только пистолет, но тут он подстраховался – сейчас узнаем, каким образом.
Перед глазами Вадика и Нины, впервые в жизни выступающих в роли понятых, были разложены анисовские сокровища.
– А это я нашел! – преспокойно сказал Корытников, когда Кравцов извлек запрятанный в углу багажника пистолет. – Нашел и заявление написал: везу сдавать в милицию!
Он потряс бумажкой.
– Я и не сомневался, – сказал Кравцов. – Но меня не пистолет интересует. Меня вот эта икона интересует. Прошу понятых осмотреть. Икона «О тебе радуется». Представляет большую историческую, художественную и материальную ценность. Украдена господином Корытниковым у пенсионерки Квашиной.
– Не украдена! Обменял!
– Обмен без спроса называется воровством, Корытников. Будьте добры, протяните руки! И не трясите ими, а то вам же будет больно. Вот так. Спасибо.
И наручники защелкнулись.
Через несколько дней Вадик угощал Нину в медпункте чаем с особой травой, которую ему дала Квашина, и делился с нею впечатлениями:
– Надо же! Набрал всего на бешеные деньги! А заплатил копейки. А икона эта, «О тебе радуется», вообще стоит столько, что страшно сказать!
– Красивое название, – сказала Нина.
– Да. Только не совсем какое-то правильное. Или старинное просто. Надо – «тебе радуется».