Но с того дня много времени прошло. Чуть не попавшись раз с отсутствием гнилой метки на теле, Гай стал осторожнее. Теперь он ложился в Сокрытии рядом, подсматривал, подслушивал через щель, да обшаривал храм днем, пока он пустовал — запоры были простыми, а в алтаре частенько прятали документы. Ему везло, и унаследованное от отца чутье помогало избегать опасности и неизменно выбираться сухим из воды.
Гай даже наловчился незаметно следить за сектантами, когда те покидали храм — за это, как и за найденные документы, платили отдельно. Правда, оказалось бесполезным — выяснилось, что служители Иста, скрывающиеся среди элькринов, слывут чуть ли не святыми в своих поселениях. Все они занимались исключительно общественно полезной работой, часто бесплатно, помогали другим. Дедушек со светлыми глазами и доброй улыбкой заподозрить было невозможно. Гай ужасался контрасту. И эти «святые» способны на… такое? Точно? Так жеж не может быть! Как так можно?!
Гай не хотел верить, но своими глазами видел, как улыбчивые дедушки в безликих плащах режут и начиняют ингредиентами еще живых жертв. Сердце обливалось кровью. Взгляд отвести не получалось. Очень хотелось спасти, но что он мог сделать? К концу ритуала жертвы приходили в такое состояние, что смерть казалась высшей милостью: их нутро искажалось от оскверненной энергии, разъедалось и старилось на сотни лет. Самое страшное было в том, что они оставались живыми до самого конца.
Крики жертв преследовали Гая в кошмарах.
Он потерял сон. Если раньше Гай никогда не жаловался на бессонницу, то теперь постоянно просыпался в холодном поту. Кошмары совершенно не приносили облегчения. А еще руки так и чесались прикончить всех этих сектантов. Но община собирала информацию и не позволяла вмешиваться, чтобы не спугнуть.
Не нападать на одиноких сектантов, возвращавшихся с собраний, было тяжело. Они ведь совершенно беззащитны, Гаю так и представлялось — один бросок из Сокрытия, точное движение острого ножа, и в мире стало бы на одного морального урода меньше…
Возможно, руки зудели не только от желания перерезать сектантов, но и от язв, появлявшихся от оскверненной энергии. Не расчесывать их оказалось сложнее, чем не набрасываться на служителей Иста. Но Гай справился и мазал заживляющим, чтобы не пугать девчонок.
Хорошо, что и с язвами красивый. По крайней мере, настолько, чтобы девчонки из убежища по-прежнему охотно предлагали ему помочь хорошо провести время, избавиться от переживаний и денег. И старушка Чи подкармливала просто так. Иногда просила купить в мире то одно, то другое, но все равно же по пути, верно?
Словом, в самом убежище оказалось не так уж и плохо. Гай чувствовал себя любимым и востребованным. Почти как дома. Даже ругань отца заменили распекания от ответственного старейшины, просившего дополнить отчеты то одним, то другим, и попрекавший в том, что тупица. Ну глупый и глупый, что теперь? Умереть, что ли?
И работа оказалась не такой уж и непонятной — да, секта мерзкая, зато никаких сложных текстов заданий, просто сходи, посмотри, послушай и расскажи, что запомнил. А уж происходящее в секте было сложно забыть — Гай помнил все и в деталях. Еще и дежурные похвалят, советов дадут и вкусным угостят. Девчонка с красными косами бывает даже ласково намажет язвы, пока проверяет на сектантские метки, и чешется сразу меньше. Но это только если прийти попозже, разумеется, когда основные уже сдались.
Вот только успешно справляясь с поручениями, Гай навлек на себя еще больше мерзкой работы. Кто бы знал, что ее вообще в общине было столько?! Да и бессонница замучила…
16.1. Курсы безымянного старейшины
В общине Кона приближался очередной экзамен. Это означало и другое — после него к Критиру отправят поучиться продвинутой теории комплексных заклинаний наиболее перспективного адепта. По опыту курс занимал примерно месяц, после чего ученик уходил просвещенным и, как полагал Критир, заодно докладывал о состоянии и делах старейшины Главе. В общем-то, раньше ему было все равно: нечего скрывать.
Но в этот раз Критир волновался. В доме жила эньека. К тому же с внешностью маленькой лесной девы. Когда он принял ее в ученицы, то планировал отослать на этот период домой, но сейчас ее попросту некуда спрятать. Прежде он не раскрывал, кого именно принял в ученики. Возможное клеймо учителя «маленькой лесной девы» настойчиво напоминало о себе. Какой бы убитой ни была его репутация, прослыть таким как-то слишком даже для него. Ситуация осложнялась тем, что Ни до сих пор наотрез отказывалась спать отдельно.